В ожидании Синдбада - Наталия Миронина

Ужин был замечательным. Шевцова превзошла саму себя. Ника помнила еще с детства это качество подруги – веселиться до упаду, работать – на «пять». Глядя на то, как Шевцова разрезает свой домашний торт, Ника могла биться об заклад, что где-нибудь в кладовке рядами стоят соленья и варенья, которые без устали крутит подруга. Хотя денег в этом доме хватает на все, включая дорогие овощи и фрукты в любой сезон. Просто так воспитали Шевцову в Славске – думай о завтрашнем дне, он может быть труднее, чем предыдущий. Эта программа выживания сидит крепко, и ничем ее не выкурить.

– Ты в этом году клубнику будешь закрывать? – вдруг спросила Ника.

– Обязательно. Я собираюсь несколько грядок посадить, а пока закупаю в фермерском хозяйстве. Нам на всех знаешь сколько надо!

– Я так и думала, – рассмеялась Ника.

– Это ты о чем? – На пухлом миловидном лице Шевцовой появилось подозрение.

– Я так и думала, что ничего не меняется в твоих привычках. И это так хорошо. Ты, Наташка, не меняйся, я очень тебя прошу!

– Господи! Ты о чем это? О клубнике?

– Я и о клубнике, и о нашем прошлом, – вздохнула Ника.

– Я тебе так скажу – прошлое не отпускает. Вот что угодно делай, хоть на Луну улетай, а оно вот здесь где-то… – Наташа откусила большой кусок торта. – Ох, получился! Ты ешь торт. Действительно, отлично вышел и пропитался хорошо. С кофе самый раз.

– На ночь, – произнесла дежурную фразу Ника.

– Ночью, – поправила ее Шевцова и взяла еще кусок, – наплевать. Мы же не каждый день ночью торты пожираем.

– Не каждый, – согласилась Ника. – Скажи, а ты действительно часто вспоминаешь прошлое? Ну, вот все-все. И эту историю с Лепестковым?

– Зачем ты об этом спрашиваешь? – Шевцова забралась с ногами в кресло.

– Я хочу понять, что со мной случилось.

– А что случилось с тобой?

Ника вдруг хотела рассказать, как она старалась забыть прошлое. Как внезапно проснулась и увидела себя в зеркале – девушку с растерянными глазами. С тех пор, наверное, и появилась эта привычка по утрам себя внимательно разглядывать в зеркале. Ника вдруг захотела рассказать, как она почувствовала облегчение, подумав: «Хватит! Я не могу больше! Я ждала. Я хочу нормальной жизни. Все, это было с другим человеком. Не со мной!» И подумав так, она вдруг увидела жизнь и людей. Ника никогда и никому не рассказывала, что в тот день она точно поняла, что историю «подправить» действительно невозможно. Не в человеческих это силах. А потому надо продолжать жить. Или хотя бы попробовать это сделать.

– Ты понимаешь, – начала Ника и осеклась.

– Ну, говори, – подбодрила ее Шевцова.

– Я заставила себя все забыть, – сказала Ника, – я забыла абсолютно все. Я не помню прошлое и не пытаюсь найти его в душе. Знаешь, словно не мое оно, чужое. И не трогает меня никак.

– Так не бывает. Тебе кажется. Все-таки столько произошло тогда…

– Да, это верно. И все же.

Наташа Шевцова, как и все остальные, не знала о событиях той ночи. Для нее существовала внешняя сторона – гибель Бестужева-старшего, похороны, отсутствие Егора по непонятной причине и отъезд семьи. На этом все заканчивалось. Никому и никогда Ника, и уж тем более Калерия Петровна, не рассказывала о визите Егора, о картине из его дома, о деньгах, о том, как он, пробыв у них несколько суток, ушел в ночь. Ника никогда подруге не рассказывала, как они стали близки с Егором, как она планировала уйти, уехать с ним, да не смогла. Ника и Калерия Петровна хранили молчание все это время, каждая по-разному переживая случившееся и каждая по-разному переживая его исчезновение. Что интересно, ни одна из них ни разу не завела об этом разговор. Ни одна не произнесла: «Что с ним, с Егором? Почему не дает о себе знать?!» Они делали вид, что это исчезновение в порядке вещей. И каждая думала о своем и жалела другую.

– Кстати, Егор тебе никогда не звонил? Не писал? Он вообще-то хоть как-то напомнил о себе? Ты извини, я никогда об этом не спрашивала, – Наташа улыбнулась.

– Нет. Я его после тех событий не видела. Ни разу. И вообще, кажется, что вся та история – миф. И какой он, Егор, я уж точно и не помню. И не представляю, что могла бы ему сказать, встретив теперь.

– Времени много прошло, – Наташа пожала плечами.

– Да, но иногда так жаль, что я ничего о нем не слышала. Я не хотела бы его увидеть – просто знать, что он где-то живет, этого мне было бы достаточно. Одним словом, обычное бабство – сама не знаю, что думать, чего желать.

Шевцова промолчала. Чем она могла помочь подруге?!

– Ладно, в конце концов, так уж сложилось! – наконец сказала Наташа.

– Да, и, может, это к лучшему, – поддакнула Ника.

Она действительно приучила себя думать обо всем случившемся как об истории из книжки. Она привыкла думать, что нет адреса, телефона, нет таинственного знака, слова, которые вернули бы ей Егора. Ника привыкла считать, что дверь закрыта и ключи утеряны. И если вдруг окажется, что есть возможность встретиться, то неизвестно, как она себя поведет, что скажет и вообще захочет ли увидеть.

– Ты о чем думаешь? Давай кофейку! – затормошила Шевцова.

– Давай кофейку. Я задумалась о прошлом.

– Я же всегда говорю, что без прошлого – никуда, – невозмутимо ответила Шевцова.

– Но с ним же нельзя жить. Это же вечная мысленная работа над ошибками! – взмолилась Ника, а Шевцова пригляделась к подруге и поняла, что все разговоры о забытом прошлом не что иное, как вранье. Обычное человеческое вранье, которым кормят прежде всего себя.

Наташа почти все знала о жизни подруги. Она знала про замужество и развод. Про бурные и порой несчастливые романы, которые пришли на смену семейной жизни. Она знала, что были мужчины, влюбленные в подругу почти по-сумасшедшему, но Ника даже не смотрела в их сторону. Наташа видела, что Ника приобрела зрелую красоту и уверенность, но никак не могла приобрести счастье. «Бедная. Такая умная, хорошая, очаровательная. Поклонники, романы, свидания, но ничего из этого не выходит! Бедная Ника! Где это ее счастье заблудилось?!» – вдруг с жалостью подумала Шевцова.

– А ты знаешь, наша Анька теперь большим начальником стала, – Наташа перевела разговор. Она понимала, что, если Ника захочет, она еще вернется к разговору о Бестужеве, а пока лучше поговорить о том, что интересно, но не так болезненно.

– И где же она начальствует? – Ника приготовилась слушать последние новости.

Будильник слабо тренькнул и затих. Ника проснулась, но глаза не стала открывать. Ей казалось, что она только-только прилегла. «Чуть-чуть бы еще, полчасика», – подумала Ника и почувствовала, как по ногам прошелся холодок, потом скрипнула дверь, потом раздался топот босых ног и Наташин голос воскликнул:

– Проспали! Ты опоздаешь на поезд!

Ника очнулась и вскочила на ноги.