Смытые волной - Ольга Приходченко

После этого больше Мизинер меня в свою машину не приглашал, только так игриво посматривал в мою сторону и посмеивался, иногда приговаривал:

– А вроде с виду мягкая кошечка, почти котенок, а внутри хуже тигрицы. Как у женщин внешность обманчива, или я ошибаюсь?

Все приедается, и на меня он перестал обращать внимание. Теперь он все чаще коротал время на первом этаже в бухгалтерии, приглядывался к людям; мы уже знали, что его уговорили занять должность главбуха.

Через несколько дней Мизинер действительно стал паковать свои вещи, но перед тем, как окончательно перебраться, решил лично переговорить с каждым сотрудником. Дошла очередь и до меня. Его предложение меня поразило.

– Присаживайся, Ольга, разговор долгий предстоит, – он подвинул мне стул, сам сел напротив и игриво так улыбнулся. Боже мой, взгляд-то какой влюбленный и кроткий, и эта извиняющая его улыбочка: подруга, что же мне с тобой делать?

Он придвинул стул еще ближе ко мне, его колени едва не уперлись в мои. Я тут же подхватилась и рванула к дверям.

– Оля, да ты что? Вот, газель пугливая. Сядь, я уже сам тебя боюсь. Айда со мной в бухгалтерию, вместе будем учиться, познавать тайны мадридского двора на новом месте. Ты девушка хваткая, быстро освоишься. Я, если буду уходить, тебя в начальники порекомендую. Так как?

– А никак. Спасибо за доверие. Как в вашем любимом анекдоте: обучим, трудоустроим, подставим, посадим, – не удержалась, дурочка, и съехидничала.

Его кошачьи глазки прищурились и брызнули искорками, как лучиками усмешек, потом совсем по-мальчишечьи он заржал на тридцать два вставных зуба. Его бело-розовая кожа в сплошных рыжих веснушках стала пунцовой.

– Не торопись, подумай, пожалуйста. Что касается наших личных отношений… Даю тебе честное слово военного моряка – никаких приставаний и другим не позволю. Хотя ты и сама можешь за себя постоять. Можешь же?

– Не сомневайтесь.

– Кто бы сомневался, только не я. Мне нужен заместитель, ты закончила учетно-экономический факультет, посему тебе прямая дорога в бухгалтерию. Что глаза закатываешь?

– Чтобы я добровольно спустилась в этот гадюшник? Туда зайти невозможно, так пахнет. Не «Красной Москвой».

Он рассмеялся:

– У тебя будет отдельный кабинет, обещаю.

– Рядом с вами?

– А как же, – он опять улыбался. – Как звучит: заместитель главного бухгалтера Ольга Иосифовна Приходченко. Все с завтрашнего дня тебя будут только так величать. Ну что, согласна, Ольга Иосифовна? Я со всеми уже согласовал, никто не возражал. Представляешь, такой громадный коллектив в твоем подчинении, а объемы какие. И материально выгодно. Ты меня понимаешь? Богаче тебя не будет невесты в Одессе.

– Еще скажите, что женихи в очередь выстроятся от Потемкинской лестницы до нашей базы. Мне уже светила эта перспектива, после института по распределению в солнечной Молдавии. Года на три главбухом в какой-то дыре. Еле отмоталась. И вообще, не мое это, так что спасибо за доверие и извиняйте. Буду продолжать в плановом, жаль только, что вы от нас уходите. Мне с вами интересно, как и с Лилией Иосифовной. У вас не грех поучиться. Но раньше времени не хочу ложиться в гроб с музыкой.

– Куда? – на лице Мизинера застыло удивление.

– Не пугайтесь, я так бухгалтерию называю. Мне такое удовольствие ни за какие деньги не надо. Я еще жизни хочу радоваться и спать спокойно. Видела, чем все кончается. Небо в клеточку и передачки. Или вы забыли? Я лично никогда!

Желваки заиграли на его лице, он со всей силой хлопнул по столу, как ладонь не отбил.

– А ты считаешь, мне это нравится? Я мальчишкой только морем грезил, всю жизнь мечтал служить на флоте. Как думаешь, мне, еврею, легко было стать офицером, в училище морское пробиться, вступительные экзамены на пятерки все сдал, но до последнего не знал – зачислят или нет? Я на Севере служил не за звездочки, я жизнь свою, здоровье этой службе отдал.

Мизинер тяжело вздохнул, налил из графина полный стакан воды и выпил залпом.

– У меня все зубы вставные, свои повылетали уже в двадцать пять лет, а к тридцати и поседел и облысел. Жена тяжело болела. И вдруг Хрущ такое сокращение в армии устроил. Миллион двести. Кто первым у нас вылетел? Ну, ясно, я. Пришлось начинать все сначала, а у меня семья, ребенок. Жили впроголодь.

На какое-то время наступила тишина. Мы молча долго смотрели друг на друга. Я переваривала то, что только что услышала, пыталась выдержать его взгляд, но не получилось. Человек действительно настрадался, но что мне делать, если не лежит душа к этой проклятущей бухгалтерии. Да и вообще, рвать бы поскорее когти с этой базы. Я же так театр любила, и пела, и танцевала, и фехтованием специально занималась, для артистов это обязательно. Но Алка, сестрица моя старшая, горою стояла – только через ее труп.

– Ладно, иди, помощница. Я так на тебя надеялся, – мне показалось, что кошачьи его глаза повлажнели. Хотела сказать, что помогать ему, чем смогу, готова всегда, но слова застряли в горле. Почувствовала: еще немного и сама заплачу. Мужик он настоящий, и ухаживания его, если бы продолжились, были бы настоящими.

Эти воспоминания нахлынули на меня, пронеслись мгновением, когда в который уже раз и который день пытались выудить у меня, где Мизинер. Его уже объявили во всесоюзный розыск. В чем его обвиняют этот следователь и вся его бригада, какую статью хотят припаять? Осторожно намекнули, что, мол, наш главбух – организатор гигантских хищений. Смех да и только. Что украсть мог этот невезучий бывший офицер Северного морского флота и бывший мой начальник планового отдела? Грамотный, высокообразованный человек. Зачем он только добровольно поперся в этот кромешный ад? Кого выручил? Кто ему что обещал? Навкалывался там будь здоров, торчал с утра до ночи, конюшни решил авгиевы расчистить. Расчистил? Радовался, как мальчишка, что у него получается. Похоже, видел свет в конце тоннеля. Старался для всего коллектива, только кто это оценил. А в итоге и свою жизнь загубил, и собственной семьи. В бегах, какой ужас! А ведь так с каждым может быть, кто здесь работает. И со мной тоже. Стоит только этим следакам захотеть. Им ничего нельзя доказать, у них на все только свое мнение, они, если захотят, выбьют его из кого угодно.

Мурашки поползли по телу. В голове стучало: обвинить могут по любому вопросу, было бы желание. Смотреть на лицо моего мучителя я больше не могла, уставилась только на его омерзительные руки, не находящие себе покоя. Как много, оказывается, они могут рассказать о человеке. Еще студенткой на практике в совхозе я видела большие сильные руки для настоящей мужской крестьянской работы. Или вот эти, обтянутые белой кожей, с безукоризненно чистыми ногтями, постоянно трущие влажные и слегка подрагивающие пальцы. Я представила, как эти руки ласкают женщину. Тошнота подступила к горлу.

– Извините, мне нужно в туалет.

– Пожалуйста, вы знаете где. Мы же не в царских застенках, чтобы вы мочились прямо здесь от страха.