Порча - Максим Кабир

В аттестате у него были сплошные четверки. «Отлично» – по литературе, русскому языку, истории и химии, хотя после олимпиады химию он подзабросил. Но заслужил ли он четверки? Знал математику и английский лучше твердого троечника Руда? Или Аполлонова, Боброва, Швец ляпали ему оценки из уважения к маме? Реже спрашивали, меньше требовали?

А если так, то где он сам – настоящий Паша Самотин? Не уничтожили бы его без мамочки гопники, не загнали бы под плинтус, как Курлыка? Сколько честных четверок заработал бы?

Нет уж, это Руду повезло, что его родители пашут на комбинате и не имеют отношения к учебному процессу…

– Марина Фаликовна, – он репетировал речь, но стушевался под лучами улыбки. – У меня есть друг…

– Из нашей школы?

– Нет. Вообще не из Горшина. Друг по социальным сетям. Он пишет рассказы. Прислал мне парочку, чтобы я оценил. – Показалось, что от вранья и смущения голова раздувается воздушным шариком, краснея в процессе. – Но я не специалист. Нет профессионального взгляда.

– Ты хочешь, чтобы я прочла и высказала свое мнение? – Марина Фаликовна протянула руку к распечаткам.

– Просто вы разбираетесь в литературе. Не потому, что вы – учитель. Ахметова вон – потарахтела, и все. Не научила, а натаскала.

– Не будь к ней строг, – сказала Марина. – Зачастую педагоги поставлены в такое положение, вынуждены давать материал скороговоркой. С нашим количеством часов…

«Интересно, чем пахнут ее волосы?» – Паша скользнул глазами по вьющимся локонам.

– В каком жанре пишет твой друг?

– Пробует разные… – Он поерзал на стуле. – Предупреждаю, это не серьезная литература.

– А что такое «серьезная литература»? – иронично спросила Марина.

– Ну… – Он повернул свою громадную разбухшую голову к портретам Маяковского, Шолохова, Толстого.

– Ага, – сказала Марина, – почему-то под «серьезной литературой» обычно подразумевают заумную и занудную. Но я не вижу ничего заумного и занудного ни в «Тихом Доне», ни в «Войне и мире». А Маяковский вообще – бунтарь и хулиган. Что такое «несерьезная литература»?

– «Гарри Поттер», – попытался Паша пошутить.

– Правда? Но по «Гарри Поттеру» пишут монографии. Ищут евангелистские мотивы, влияние прозы Диккенса на Роулинг…

– Тогда ужастики.

– Стивен Кинг – ведущий современный писатель. Эдгар По и Амброз Бирс – классики. «Джекил и Хайд» – низкопробный ужастик, по мнению самого автора, – предвосхитил идеи Фрейда.

– Я люблю Стивенсона, – поспешил Паша блеснуть эрудицией. – Этот рассказ как раз о пиратах.

Он прикусил язык. Раскололся? Догадалась?

«Еще бы подписал рассказ своим именем, дурак».

– Про пиратов – это здорово. Я обязательно прочту.

– Но, пожалуйста, не надо просто хвалить. Ему хочется услышать объективную критику.

– Обещаю не хвалить.

– Спасибо.

В коридоре Паша привалился к стене.

«Пять минут позора, чтобы Марина, диагонально пробежавшись по тексту, выдала пару ободрительных реплик».

Ну а если рассказ – самый свежий, для которого он понадергал мудреных словечек из пиратской энциклопедии, – действительно не так плох? Допустим, на четверку с минусом, но на свою, а не мамину четверку…

– Целовались? – Руд спрыгнул с подоконника.

– Угу, – проворчал Паша. – Аж губы печет.

Капитан Мозес Данн стоял, широко разведя ноги в ботинках из шкуры буйвола, уцепившись за леер мозолистыми руками. Ветер окроплял мокротой, выл насмешливо.

«Где твоя удача, Мозес?»

Палуба ходила ходуном. Волны таранили борт «Скитальца». Взбунтовавшиеся бочки катились, норовя сбросить в ревущий водоворот. Ванты трещали. Но опыт подсказывал капитану, что опасность миновала. Он смотрел, сжав прокуренные зубы, как пучина забирает второе судно, прекрасный клипер «Гром», как исчезают в вихре паруса.

Данн шутливо называл «Гром» «флагманским галеоном». Позаимствованный у голландцев, он два года служил береговым братьям верой и правдой.

Шторм выломал бушприт, рухнула фок-мачта. Трупы кружились в бурлящем море. Буруны вспенивались и поглощали бедолаг. Сколько членов его команды успело перебраться на «Скиталец»? Матросы помогали побратимам, вытаскивали из неуклюжих шлюпок. Мертвец хватался окоченевшими руками за фальшкиль.

«Скиталец» выручила остойчивость и маневренность. Пускай потрепанный, шлюп вышел из передряги целым. Пощадив шхуну, стихия сожрала десятки лучших флибустьеров и тысячи фунтов стерлингов.

Смачно плюнув, Данн зашагал мимо суетящихся матросов. Штурман Джеймс Келли буквально рыдал, поминая навигационные приборы, находившиеся на главном корабле.

В трюме царил хаос. Пахло дегтем и протухшей водой. Со сводов часто дождило. Боцман Абрахам Тернер орал до хрипа, поторапливая подчиненных. Команда суетилась вокруг насосов. На фоне стен, обработанных свинцовыми белилами, матросы казались призраками, заточенными в тонущую тюрьму. Крысы пищали на ящиках. Водная поверхность подернулась белой ряской муки, в холодном бульоне болтались дохлые куры.

– Нам не повезло, – объявил Данн. – Смерть побрезговала нами.

– Шельма, – с облегчением проворчал боцман.

Утром дул юго-западный ветер. Море было покладистым, ласковым, словно не унесло три дня назад тридцать жизней. Ни дать ни взять зеленая равнина, над которой лениво планировали альбатросы.

Данн жевал черствую галету на шканцах. Под его командованием теперь осталось двадцать восемь флибустьеров, и их нужно было кормить. Отчитались плотники и бачковые: «Скитальцу» требовался ремонт. Пока изможденные матросы еще скребли ложками миски, доедали пудинг из муки, сахара и сала. Но скоро закончатся и эти крохи.

Удача, сопровождавшая Мозеса Данна, кажется, отстала в пути. Сперва испанское ядро угодило в крюйт-камеру, потопив корвет «Грозный», потом губернатор Барбадоса послал за «Громом» и «Скитальцем» пару каракк – насилу ушли от артиллерийского обстрела. Шторм довершил то, что не успели губернаторские пушки. Полсотни моряков за месяц и два корабля…

Сорокасемилетний капитан родился в Уэльсе и всю жизнь провел на кораблях, а если суммировать опыт предков, Данны два века бороздили моря. Его прадед грабил гамбургские галеры с гезами вице-адмирала Ланселота де Бредероде. Погиб в Фрисландии во время страшного наводнения тысяча шестьсот семидесятого. Дед же в седьмом колене, по чудной семейной легенде, был вепрем, выбравшимся из чащи и изнасиловавшим крестьянку. От зверя она понесла, основав славный пиратский род.