Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

До Первой мировой войны Ливан входил в Османскую империю, а затем, после недолгого французского колониального правления, в 1943 году стал независимым государством. С момента провозглашения независимости в Ливане ни разу не проводилась перепись. Первая и последняя перепись прошла в 1932 году, и она послужила основой для принятого в 1943-м «Национального пакта». Согласно этой переписи, христиане составляли 51 % населения – немного больше, чем общины шиитов, суннитов и друзов, вместе взятые (распределение конфессиональных общин показано на карте 3).

Национальный пакт фиксировал такой состав населения и разделял власть между различными группами. Например, президентом страны всегда должен быть христианин-маронит, премьер-министром – мусульманин-суннит, а спикером парламента – мусульманин-шиит. Но разделение этим не ограничивалось. Вице-спикер и вице-премьер должны принадлежать к греческой православной церкви, а главой генерального штаба всегда будет друз. Представительство в парламенте было также установлено в пропорции 5:6 в отношении христиан к мусульманам; внутри этих пропорций представители различных общин также распределялись в соответствии с результатами переписи 1932 года.

Карта 3. Общины Ливана

Государство, созданное на основе этого пакта, предсказуемо оказалось чрезвычайно слабым. Реальная власть в Ливане принадлежит не государственным институтам, а отдельным общинам, как и можно бы ожидать в ситуации Отсутствующего Левиафана. Государство не предоставляет таких публичных услуг, как здравоохранение или электроснабжение, – этим занимаются общины. У шиитской группы «Хезболла» есть собственная частная армия, как и у многих других вооруженных кланов в долине Бекаа. У каждой общины имеется своя телевизионная станция и своя футбольная команда. В Бейруте, например, имеются шиитская команда «Аль-Ахед» и суннитская «Аль-Ансар». Спортивный клуб «Сафа» принадлежит друзам, «Рейсинг-Бейрут» – православным христианам, а «Хикме» – христианам-маронитам.

Столь глубокое разделение власти между общинами Ливана позволяет каждой общине пристально следить за действиями других общин. Каждая группа имеет право наложить вето на любые предложения других групп, что приводит к очень тяжелым тупиковым ситуациям в правительстве. Ситуация тупика не дает возможности принять хоть какое-нибудь решение, и это касается в том числе коммунальных служб. В июле 2015 года была закрыта главная свалка страны Нааме. Никакой альтернативы у правительства не было, и в Бейруте начали расти горы мусора. Правительство, вместо того чтобы принимать экстренные меры, продолжало бездействовать. На вкладке показана фотография мусорных гор в Бейруте.

В сущности, «ничего не делать» – это естественное состояние ливанского государства. Парламент почти десять лет не проводил голосования по бюджету, предоставляя кабинету составлять бюджет по своему усмотрению. После отставки премьер-министра Наджиба Микати в 2013 году политикам потребовался целый год, чтобы сформировать новое правительство. Но торопиться им было ни к чему: между парламентскими выборами в июне 2009 года и выборами в июне 2014-го (то есть именно в то время, когда заполнялась свалка Нааме) 128 членов парламента собирались вместе лишь 21 раз – примерно четыре раза в год. В 2013 году законодатели заседали лишь дважды и приняли два закона. Один из законов предусматривал продление их мандата еще на полтора года, чтобы они могли дольше оставаться у власти. Такая стратегия повторялась год за годом, и новые выборы состоялись лишь в мае 2018 года.

Но к тому времени Ливан уже столкнулся с одной из самых опасных угроз: из соседней Сирии, охваченной гражданской войной, в Ливан хлынул миллион беженцев (число, равное примерно 20 % населения страны). В итоге парламент, избранный на четыре года и в течение этого времени избегавший решения любых насущных проблем страны, «работал» девять лет. «Работа» в данном случае, конечно же, понятие относительное. После того как парламентариям наконец удалось принять закон о проведении выборов в 2018 году, одно информационное агентство устроило конкурс на лучший комментарий в блогах к этому событию. Один из постов-победителей гласил: «БРАВО, ГОСПОДА, ВЫ НАКОНЕЦ-ТО ПОРАБОТАЛИ ЦЕЛЫЙ ЧАС. Теперь можете возвращаться на свои перманентные каникулы». Понятно, что в такой ситуации решать проблему мусора никто не спешил.

Ситуация ухудшилась настолько, что граждане начали самоорганизовываться и протестовать; возникло общественное движение YouStink («ТыВоняешь»), для которого борьба с мусором стала предлогом для призыва к проведению более глубоких системных перемен. Но в Ливане правит бал подозрительность. Любую организацию тут же подозревают в том, что она является инструментом в руках одной из общин, пытающейся усилить свою власть. В полной отчаяния публикации на Facebook 25 августа 2015 года активисты движения оправдывались:

Эта публикация иллюстрирует явление, часто наблюдающееся при Отсутствующем Левиафане: разделенное внутри себя общество, неспособное к коллективным действиям и испытывающее глубокую подозрительность ко всем лицам и группам, пытающимся влиять на политику.

Поведение правительства – следствие того факта, что этноконфессиональные общины не желают, чтобы оно вообще что-то делало. Как выразился Гассан Мухейбир, законодатель-христианин из Центрального Ливана,

Ливанское государство слабо не потому, что его гражданам не хватает умения и знаний спроектировать верное государственное устройство. В действительности страна может похвастаться самым образованным населением на Ближнем Востоке и относительно современной университетской системой. Многие ливанцы обучаются за рубежом, в лучших образовательных учреждениях мира. Не то чтобы они не знали, как построить способное государство. Скорее, государство слабо устроено, потому что общины боятся скользкого склона. Депутаты парламента понимают, что от них не ожидают слишком многого, так что зачем напрягаться? Они могут прекрасно голосовать за перенос выборов, потому что на самом деле всем все равно, кого выберут. Иногда это приводит к ужасным социальным последствиям, как в случае с мусорной проблемой, но даже такие проблемы с трудом заставляют кого-то действовать. Никто не хочет предоставлять власть парламенту, никто ему не доверяет, но никто не поддерживает и социальную активность. Никогда не известно, кому можно доверять, а кому нельзя.