Русский Рэмбо для бизнес-леди - Александр Звягинцев

Все с таким уважением молча глянули на него, что польщенный Хряк даже порозовел от смущения.

– Ништяк, – поддакнул Тото. – Козлик не из приблатненных. Его Ворон, случись что, на толковище не потянет.

– Ага, – кивнул Мучник. – Просто так заколет и не перекрестится.

На том и порешили, что Казлимир, или Козлик, он же Казимир Викентьевич Нидковский, он же Казимерас Нидкаускас, хозяин частного сыскного бюро "Секретная служба", где служат в основном в свободное время полуголодные офицеры, станет самым подходящим козлом отпущения в операции по ликвидации Скифа.

* * *

Ольга так лихо вела машину, словно подзадоривая Скифа: ну, как я тебе теперь?

– Игорек, говорю тебе серьезно: с такими манерами в Москве долго не протянешь. Я понимаю, ты ревнуешь меня к Серафиму, но это не повод, чтобы оскорблять его грязными выдумками. Ты бросаешь тень на меня.

– Тебе лучше знать, ты же бомбой пуганая.

– Да что ты! – звонко рассмеялась она, но глаза у нее остались серьезными. – Это еще конфетки-бараночки. В Москве случается такое, что наши с тобой приключения в Афганистане просто детский сад на даче.

– Оля, – Скифу хотелось оборвать ее залихватский тон. – Я плохо видел тебя во сне. Будто ты за железнодорожным переездом, а линия шлагбаума перечеркивает тебя. Машина таит для тебя опасность.

– Только не нужно дешевой мистики. Я понимаю, ты еще хочешь вернуть меня. Грош цена теперь всем твоим предсказаниям. Хочешь, я предскажу твою судьбу? Если ты не исчезнешь из Москвы, за сегодняшнюю мою минутную слабость к тебе в кабинете Серафим закажет тебя за любые деньги. Я ведь не зря тебя увезла с собой. Береженого бог бережет.

– Ну ладно. Не будем говорить о пустяках. Встретились. Обрадовались друг другу, и до свидания! Оставим в памяти только хорошее. У нас было его так мало.

– Останови здесь, я выйду.

– Не обижайся, Игорек, но я тебе не верю. Ты слаб в этой жизни. Говорила – не пропадай, теперь говорю – исчезни из Москвы побыстрей. Я тебя все-таки еще немножко жалею.

– А может, любишь?

Она остановила машину у парка Горького, где готовилось какое-то политическое сборище, и вместо ответа поцеловала его.

Скиф выскочил из машины и нырнул в толпу каких-то опереточных персонажей в разномастной военной форме и полуштатском.

Ольга выбралась из автомобильной пробки. Припарковала машину и взяла мобильный телефон.

– Алло, Николай Трофимович?.. Вы меня предупреждали не зря, он на самом деле заявился сегодня утром… Опасность? Какая там опасность! Это беспомощный провинциал, который мухи не обидит…

В крайнем случае я возьму его к себе в охрану, чтобы был всегда под наблюдением.

Скиф только сейчас заметил, каким нарядным выдался этот декабрьский денек.

Из динамиков на столбах гремели бравурные марши всех лейб-гвардии царских полков, "Прощание славянки", песни военных лет.

Сегодня зимний парк напоминал странный карнавал. Гордо высились над толпой на конях кубанские казаки в каракулевых кубанках, папахах и бурках, донцы в синеватых шинелях, уральцы и сибиряки в кожухах и косматых папахах. – В пешем строю терли на морозе уши престарелые белогвардейские поручики в фуражках под башлыками.

Явно сторонились беляков национал-социалисты в кожаных куртках под портупеей и классических немецких пилотках с отворотами. На рукавах у них были красные повязки со стилизованной под древнеславянскую свастикой. Над ними реяло красное полотнище с тем же знаком посередине.

Другое красное знамя, с серпом и молотом, держали над своим отрядом красногвардейцы, тоже в кожаных куртках, правда без портупей, кепках-тельманках и кепках-ленинках, тоже в красных повязках, с алыми бантами на груди. Но больше всех было отставных пограничников и десантников-афганцев. Все были без оружия, только казаки всех мастей бряцали опереточными шашками и шпорами.

Скиф предположил, что затевается какое-то опереточное действо с участием военно-исторических клубов разных эпох.

– Скиф? С того света!

Блондинистый, с холодными голубыми глазами штурмовик, каким и подобает быть стопроцентному арийцу, помахал ему пилоткой со свастикой.

– Кобидзе? – недоверчиво спросил Скиф, вглядываясь в бывшего вертолетчика-афганца.

– Узнал, чертяка, боевого друга… Меня тогда в Афгане после твоего лихого вылета тоже чуть не посадили, но чудом выкрутился.

Кобидзе наступал на него с вопросами по-кавказски пылко, оттесняя с вычищенной дорожки на глубокий, по колено, снег.

– Погоди, не тараторь. Я первый день в Москве, и голова от ваших перемен кругом идет.

– Давно на воле?

– Смотря что считать волей, а что свободой. Ну, допустим – четвертый день.

– Все – ты мой гость! Живешь у меня.

– Извини, Кобидзе, у меня один адресок есть.

– Женщина?

– Угу…

– Заочница по лагерной перелиске? Представляю себе – в девах состарилась и клюнула на выпущенного зека? Ладно, после лагеря баба – святое дело, но через неделю я вытащу тебя из-под бабьего подола.

Ты, наверное, уже и стрелять разучился?

– Да как тебе сказать, – слукавил Скиф.

– Не горюй, у нашего батальона сегодня полевая подготовка. Вот тебе моя визитка. По ней тебя хоть на тайную вечерю пропустят! Пропуск как в рейхсканцелярии.

Скиф пристально вгляделся в причудливую свастику на визитке.

– Скажи, Кобидзе, ты это серьезно или игра такая?.. "Радикальное движение за новый русский порядок"… Ты ведь нерусский.

– Обижаешь, дорогой, это я не русский? Русский – всякий, кто любит Россию. Я русский по языку, культуре и религии. А теперь пошли, скоро начинается митинг.

* * *

На трибуне толпились генералы в потертых шинелях и побитых молью папахах. Полковников было поменьше. Попадались среди них и переодетые штатские в смешных куцых пальтишках новой русской армии, подполковники и майоры запаса – политики из третьего эшелона власти.

Все разглагольствовали о гражданской ответственности за судьбы родины. Призывали каждого к покаянию за развал отечества.

– Уж я-то ничего не разваливал, господа хорошие, – пробурчал Скиф. – На наших же костях снова хотите сесть нам на шею и нами же погонять.

– Не бубни, дорогой, – одернул его Кобидзе. – Это ж депутаты Госдумы!

Глядя на трясущиеся щеки ораторов, на их трусоватые глазки, Скиф вновь пожалел, что попал в этот музей доисторических мумий.