Девушка из Уидоу-Хиллз - Меган Миранда

– Вы его знаете? – Ригби подалась вперед, вглядываясь в мое лицо.

– Нет, – сказала я. – То есть да. Не знаю, но видела.

– Когда?

– Вчера, перед «Бакалеей». Он окликнул меня по имени.

Я приняла его за назойливого журналиста. Что, если так оно и было? Опять все сходилось на мне. А если Рик видел, как тот за мной следил? Поторопился защитить, спустил курок?

– Он вас преследовал? – Голос выдавал ее волнение. – Что ему было нужно?

До чего же я боялась ворошить прошлое. К горлу подкатил страх – если сказать, что журналист, то спросят почему. Внутри образовалась пустота, мне стало жарко, мышцы напряглись: тело приготовилось сорваться с места.

– Понятия не имею. Я его больше не видела. Он как-то странно на меня смотрел, сказал, что знает. Я ответила, что вряд ли, и уехала. Больше ничего. – Инстинктивно я ограничилась описанием действий, оставив за кадром контекст. – Кто он?

Другие возможные объяснения: человек спрашивал дорогу или решил закадрить понравившуюся ему девушку.

– Шон Колман. Судя по номеру машины, из Кентукки. Мы еще не оповестили родственников, так что информация пока остается между нами.

На крыльце мигнула лампочка. Следователь, видимо, ничего не заметила.

– Что? – хотела было сказать я, но горло сжало, воздуха не хватало.

Ригби смотрела на меня в упор.

– Как вы сказали… его имя? – Мне надо было знать, что я не ослышалась. Что это не бред. Не очередной кошмар наяву.

– Шон Колман. Пятьдесят два года. Так вы его знаете?

Звон в ушах. Имя, связанное со мной навсегда. В каждой статье, в каждом выпуске новостей. Само по себе слишком распространенное, но если поискать вместе «Шон Колман» и «Арден Мэйнор», то не ошибешься. Он тянется к решетке, хватает меня за запястье. История, пересказанная тысячу раз.

Его фотография рядом с моей. Герой, смотрящий в сторону. Тогда он казался таким молодым…

Молитвы были услышаны. Это случилось во время интервью с матерью, когда каждая мать представляла себя на ее месте, а своего ребенка – на моем. Через пять лет интервью повторили в специальном выпуске, потом еще раз – в десятую годовщину. Именно оно вызвало бурю эмоций и больше всего запомнилось людям.

Однако существовало и другое видео. Его особо не запомнили. Не очень качественная запись, немного хаотичная, лиц толком не разглядеть. Тем не менее именно то, другое, видео запечатлело самый важный момент.

Момент, когда меня нашел Шон Колман.

Четыре смыкающиеся стены и никакого выхода.

Прошлое меня выследило. Реальное и неотвратимое.

– Да, знаю.

Суббота, 17:00

УПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ вызывали во мне животный страх. Сначала начинали дрожать пальцы, потом дрожь распространялась по всему телу, хотя этого никто и не замечал. Я испытывала физиологическую потребность держать свое прошлое на недосягаемом расстоянии – оставить его у другого человека с другим именем.

Вряд ли Ригби, молодой следователь, слышала про тот случай. Его скорее помнило поколение наших родителей, с замиранием сердца следивших за событиями. Поэтому я начала с самого начала.

– Раньше меня звали Арден Оливия Мэйнор. В детстве со мной произошел несчастный случай: я потерялась и на несколько дней застряла в трубах под землей. За моими поисками следила чуть ли не вся страна. После школы я сменила имя, чтобы избавиться от журналистов. Меня не оставляли в покое.

Ригби переменилась в лице – к моему удивлению, она помнила.

– Девочка, которую смыло во время грозы… – Ее голос звучал почти восторженно. – Девочка, три дня не выпускавшая из рук решетку.

О хождении во сне она не упомянула, хотя вряд ли могла забыть такой факт.

– Ну не совсем так, – сказала я. В подобные чудеса верила моя мать. В приукрашенную впоследствии историю. – Меня действительно унесло ливневым потоком. А через три дня у той решетки меня нашел Шон Колман.

Ригби не шевелилась, по-моему, даже не дышала. Я буквально почувствовала, как с этими словами расследование плавно переместилось из дома Рика сюда.

Ведь очевидно, что дело во мне. Шон Колман наверняка направлялся ко мне. Или, по крайней мере, следил за мной.

Ригби сказала, что ей надо отойти, и пока она шла к двери, я судорожно соображала, как втиснуть двадцать лет усилий в одну бессмысленную просьбу.

– Есть ли хоть какая-то возможность… – начала я.

Девушка замерла в дверях, уже обдумывая следующий шаг, звонок, действие. Начиналась цепная реакция, которую я хотела остановить любым способом. Попросить не втягивать меня в эту историю теперь, когда мой спаситель мертв. Я понимала, что такое невозможно. И все же спросила: