Рассказы о животных - Симеон Янев

но тот не выбежал навстречу. Калю заглянул внутрь — конура была пуста. Он свистнул, на свист отозвались собаки. Подбежавший Каракачан, поскуливая, радостно запрыгал возле. Волка и след простыл. Калю обошел двор, заглянул во все уголки, долго звал волка, но все напрасно — тот как в воду канул. Пастух не знал, что и думать. Он не находил себе места, отца с матерью тревожить не стал. А утром вся деревня узнала, что волк Калю ночью пропал. День прошел в тревоге. Старик-отец и все односельчане не сомневались, что волк сбежал в лес. Один только Калю ничего и слушать не хотел — он верил, что волк вернется.

Но настал вечер, а его все не было. Калю бродил по двору, всматриваясь в чистое поле, изредка поглядывая на небо. На беду погода портилась. Край неба затянуло облаками, дохнул северный ветер. Час от часу он крепчал. Пошел снег. К вечеру в поле разгулялась вьюга, снежные вихри крутились у стен домов, снег слепил глаза. Быстро стемнело. Люди торопливо загнали скотину в хлевы и, заперев их на засов, поспешили укрыться в домах. Только Калю и его старый отец замешкались во дворе.

— Никак все еще ждешь? — с досадой спросил отец. — Лучше взгляни, как там собаки, и пойдем ужинать.

Калю, ничего не ответив, направился к овечьему загону. В двух шагах от него кто-то с силой толкнул его сзади. Пастух чуть не упал. Оглянувшись, он увидел волка. Зверь стоял, широко расставив передние лапы. Какое-то мгновение оба — зверь и человек — молча смотрели друг на друга. Волк выглядел изнуренным, бока ввалились, шерсть на лапах до самых колен обледенела. Пастух грозно спросил:

— Ну, говори, где тебе больше по нраву — здесь или в лесу?

Волк, заморгав, привстал и радостно кинулся к хозяину. Пастуху был понятен этот порыв — так зверь давал знать, что он голоден.

— Ага-а, есть захотел! — ехидно усмехнулся Калю и в голове у него мелькнула недобрая мысль. Тут подошел и отец.

— Проголодался он, дай ему поесть, — сказал он. — Пусть знает, что только здесь для него всегда найдется корм.

— Нет, у меня другое на уме, — сердито отозвался сын. — Посажу его на цепь, пусть поголодает до утра и зарубит себе на носу: шатаешься по лесу — поспи голодный.

— Дело твое, — заметил отец и зашагал к дому.

Калю взял волка за ошейник и повел к конуре. Зверь было заупрямился, но сердитый окрик заставил его повиноваться, и он сам полез в конуру. Калю осмотрел цепь. Последнее ее звено было привязано к кольцу ошейника веревкой, которая показалась ему ненадежной. Он принес обрывок веревки потолще и привязал цепь.

— Поголодай маленько, это тебе наука!

Волк не думал ложиться. Постояв в конуре, он вылез наружу и натянул цепь. Калю прикрикнул на него и пошел к дому. Ветер швырнул ему в лицо горсть колючего снега, разметал длинные полы одежды.

Буран бушевал всю ночь. Было слышно, как ветер завывает в трубе и под окнами, рвет с петель дощатую дверь, мешая людям спать. Не спали и собаки: их донимала стужа, и они всю ночь напролет с лаем бегали по двору.

До полночи Калю два раза выходил из дому — волк все так же стоял в будке, глядя на него виновато и выжидающе. Но Калю умышленно не окликал его.

Должно быть, было далеко за полночь, когда Калю вдруг вскочил как ужаленный. С минуту он не мог понять что его разбудило, во сне или наяву ему почудился какой-то странный звук, похожий на звон колокольчиков потревоженной отары летней ночью на пастбище. Проснулись отец и мать, во дворе заливались тревожным лаем собаки.

— Калю, встань, погляди, чего это собаки разбрехались.

— Холод донимает, вот они и лают, — сказал Калю и вышел.

Увидев его, собаки залаяли еще яростнее. Каракачан бегал по двору, как бесноватый.

Пастух подошел к конуре волка, но она была пуста. Он присел на корточки и вытянул цепь — на ее конце висел обрывок веревки. Волку как-то удалось развязать узел, он освободился от цепи и сбежал. Калю встал, огляделся, его привычный взгляд заметил что-то неладное. Ему показалось, что овцы лежат посреди загона, под открытым небом. Он вгляделся — так оно и было.

Калю, охваченный недобрым предчувствием, бросился туда. Но не успел он открыть засыпанные снегом ворота, как что-то темное вдруг шарахнулось ему под ноги, и, чуть не повалив его наземь, исчезло во тьме. Он вбежал в загон и увидел ужасную картину: десятка два овец лежали на снегу задранные, с перерезанным горлом.

С той ночи волк пропал. Кончилась зима, вновь наступила весна. Но молва о нем не затихала, а ширилась с каждым днем. Люди рассказывали, что по лесу бродит свирепый волк с железным ошейником. Зверь этот — коварен и неуловим, гораздо хитрее своих сородичей. Ему ничего не стоит перехитрить и людей, и собак, он среди бела дня нападает на стада и никогда не уходит без добычи. Собаку, которая решалась вступить с ним в схватку, ждала верная смерть. В одну из ночей от его клыков погиб бесстрашный Каракачан. И пастух Калю проклял тот день, когда он надумал приручить волка.

Перевод Е. Жедриной.

КАРАЧАКАЛ

Звездной апрельской ночью в просторном хлеву сельского богатея Хаджи-Зафира произошло важное событие — одна из молодых буйволиц отелилась.

При родах помогал Куно-пастух.

Когда буйволенка поставили на ноги, Хаджи-Зафир подошел к нему и взял в руки его еще мокрую голову. Куно тоже склонился над ним.

Зажгли свет.

— Ого, разноглазый! — весело воскликнул старый хозяин, а Куно радостно заржал.

— Разноглазый, Хаджи-Зафир, ей-богу, разноглазый. Гляди-ка — один глаз черный, а другой — светло-карий; такое бывает редко… И на лбу белая отметина… Ишь ты, какой… Карачакал! — И Куно ласково потрепал буйволенка по мордочке и по шее.

Хаджи-Зафир тоже расчувствовался.

— Послушай, Куно — торжественно заявил он, — помяни мое слово: если выживет, я его подарю селу…

С легкой руки Куно буйволенка назвали Карачакалом. И все домочадцы Хаджи-Зафира подхватили эту непонятную кличку. Карачакал — это незнакомое турецкое слово как нельзя лучше пристало буйволенку. Казалось, будто он появился на свет с этим именем.

На другой день Хаджи-Зафир щедро угощал мужиков в деревенской корчме, словно у него родился внук. И принародно дал обет вырастить буйволенка и, если тот выживет, подарить селу.

Две осени и две зимы Хаджи-Зафир держал Карачакала в своем хлеву.

Прошли крещенские морозы. В конце января снег стаял: отбушевали северные ветры и на почерневших полях густым ковром