Сердце Эрии - Эйлин Рей

мысленно сжимал незримую хрупкую руку, в объятиях согревал ее душу и скорбел о боли, которую ей пришлось вынести по его вине.

Эта смерть оставит душевные шрамы, которые невозможно спрятать под повязками.

Тамиру поплелся к Страннице, поджимая обожженную лапу. Огонь погас, сбежал, будто трусливый пес. Его треск смолк, а вместе с ним оборвалось рычание Одержимых и крики напуганных людей. Ночь опустилась на сад, скрыв под вуалью темноты следы пожарища и смертоносной схватки, словно их никогда не было. Но нос зверя все еще чувствовал запах витавшего над головой пепла и пропитавшей землю крови, а острый слух улавливал тихие стоны раненых, пришедших в себя после плена сбежавших Теней.

Рыжий пес уже был совсем рядом со Странницей, когда услышал тихий женский вскрик, донесшийся со стороны дороги. А следующий порыв ветра принес с собой слабый болезненный хрип, который тамиру уже не смог проигнорировать. Он бросил короткий взгляд на девушку. Она была в безопасности рядом с Шейном. Зверь нехотя доверил ее этому человеку и, хромая, помчался к дороге.

Кассию он нашел там же, где застал ее меньше часа назад перед нападением Одержимых. Но сейчас ведьма стояла так близко к незримому барьеру, что клубившиеся в сером тумане Тени едва не касались ее босых ног. Они жадно протягивали лапы, шипели, обжигаясь о зачарованную преграду, но продолжали тянуться вновь и вновь, ведь желанная добыча была так близка…

По ту сторону барьера тоже стояла женщина или что-то, пытавшееся ей казаться. Тамиру не чувствовал чужого запаха, не слышал ни дыхания, ни биения сердца, ни шелеста белоснежных волос, развевающихся на ветру. Но он отчетливо различал голос, доносящийся словно со всех сторон разом: его он уже когда-то слышал – в кошмарах Странницы.

Зверь встревоженно прижал уши.

– Скажи, разве оно того стоило? Стоила ли борьба за Сердце этих жизней? Ты уже потеряла сына, а теперь вынуждаешь меня лишить тебя и мужа, – промурлыкала шинда, пожирая ведьму взглядом.

Она изящно взмахнула ладонью, отгоняя туман, льнущий к скорчившемуся у ее ног человеку. Сизая дымка послушно отпрянула. На земле лежал Олан Сентьер. Он едва держался в сознании, зажимая рукой глубокую колотую рану на боку.

Кассия стиснула зубы, наблюдая, как Призрак склонилась к ее мужу. Ее пальцы грубо сжались на его плече, заставляя мужчину сесть, стоная от острой боли. Но ведьма не спешила выходить за пределы барьера.

Она отвела взгляд от мужа, зло уставилась на шинда и холодно произнесла:

– Эта наша судьба. Мы оба исправляем ошибку.

– Вот как, – едко усмехнулась шинда. – Тогда знай: если ты продолжишь защищать Сердце, если ты не отдашь его мне, то ошибка твоего сына утопит тебя и этот город в крови.

– Но даже так ее будет гораздо меньше, чем прольешь ты, если Сердце попадет в твои оскверненные Тьмой руки, – бесстрастно бросила ведьма.

Шинда оскалилась в безрадостной, казалось, вымученной улыбке.

Туман почти растаял, ночь стала темнее, и лишь Призрак озаряла ее бледным светом своего полупрозрачного силуэта. Оставшиеся Тени – те, что еще не сгорели в отчаянной попытке пересечь барьер, – тянулись к ее ногам и жадно цеплялись за юбку, будто обреченные на вечные муки грешники, молящие о покое, но шинда не обращала на них внимания.

– Надеюсь, ты хорошо запомнишь эту ночь, – процедила она. – Ты не сможешь защищать Сердце вечно.

Призрак сжала кулак. Тени зашипели, одна из них вытянулась, стала плотнее, а ее когти – острее и смертоноснее. Тварь наотмашь полоснула Олана Сентьера по шее. Мужчина захрипел, зажал рану руками, но кровь безудержно хлестала сквозь пальцы, заливая его грудь и землю у ног.

Шинда хмыкнула и растворилась в ночи вместе с последними Тенями, оставив после себя лишь клочья липкого тумана в корнях деревьев и распростертое на дороге тело Олана Сентьера.

Тамиру не выдержал, сорвался с места и взволнованно ткнулся носом в его плечо.

– Он мертв, – с необычайным спокойствием произнесла ведьма.

Глава 4

Очередной огонек занялся на уже изрядно прожженной шторе и принялся выгрызать новую дыру в темно-голубой парче.

Дыхание сперло, в сердце закопошились воспоминания о недавнем пожаре, и вынырнувший из них смертоносный жар разлился по телу. Я смотрела на штору и видела в ней саму себя, подвешенную к латунному карнизу, – моя кожа вновь горела, а лицо и руки покрылись ожогами.

Трусливо впившись пальцами в подлокотники кресла, я отчаянно убеждала себя в нереалистичности этих видений, но воспоминания жгли грудь, и трепещущий в испуге разум поддавался мороку. Эспер пытался облегчить мою боль, отыскать и вырвать все ростки страха, взращенные в яростном пламени, но, сколько бы тамиру ни рвал стебли, корни все глубже проникали в сердце, не позволяя затянуться дыре, образовавшейся на месте чужой угаснувшей души.

«Однажды это пройдет, – успокаивал меня Эспер. – Однажды ты научишься с этим жить».

Страх отступил, когда Кассия с завидным спокойствием сбила огонек с дырявой, как решето, ткани.

Отряхнув руку, ведьма бесстрастно воззрилась на Шеонну.

Подруга, обхватив колени, раскачивалась в кресле и что-то неразборчиво бормотала под нос. Слезы уже давно высохли на ее ресницах, а вот сдерживаемые эмоции всё еще изредка прорывались на свободу в сопровождении неконтролируемых искр. И именно они удерживали меня на расстоянии, не позволяя приблизиться и утешить Шеонну.

Да и нуждалась ли она вообще в моем утешении?

Подруга казалась потерянной. Она не осознавала, где находится, не замечала ничьего присутствия и не слышала чужих слов. Ее взгляд прояснялся лишь при появлении Шейна, но стоило ему покинуть гостиную, как Шеонна вновь проваливалась в себя.

– Нейя, сколько можно возиться? – крикнула Кассия в коридор, нетерпеливо постучав пальцами по подоконнику.

Я наблюдала за ней, силясь разгадать ее истинные эмоции.

Неужели ее сердце действительно оледенело и не ощущало скорби или же женщина умело прятала свою боль за каменной маской? Эспер настаивал на первом: он слишком хорошо знал эту ведьму и не питал иллюзий относительно ее чувств и привязанностей к людям.

Кассия была пугающе спокойна, несмотря на смерть стольких невинных душ и собственного мужа, который все еще находился на улице, – его тело так и осталось лежать на дороге, будто изношенная куртка, выброшенная там в надежде, что рассветный туман поглотит ее и скроет с чужих глаз.

Вот только туман больше не прикасался к земле. Рассвет золотил верхушки деревьев и готовился явить миру страшную обожженную рану.

В холле раздались торопливые легкие шаги, и в гостиную вбежала раскрасневшаяся от недавних слез Нейя с серебряным подносом наперевес. Она неловко запнулась на пороге, едва не перевернув стеклянный чайник, и метнула затравленный взгляд на Шеонну и тлеющий подлокотник ее кресла.

– Нейя, – строго поторопила Кассия растерянную служанку.

Девушка неуверенно кивнула, спешно поставила поднос на низкий столик и опрометью кинулась прочь из комнаты, едва не врезавшись в Шейна. Пискнув, служанка прошмыгнула мимо, и ее каблучки торопливо застучали вверх по ступенькам.

Шейн едва успел перешагнуть порог, как Шеонна тут же бросилась к брату, сжав в дрожащих руках лацкан потертого кожаного плаща. Ее глаза наполнились слезами, и в них застыл ужас.

– Я не хотела, Шейн! Они мертвы… – отрывисто прошептала она. – Они умерли из-за меня…

Шейн легко сжал ее запястья и со снисходительной мягкостью всмотрелся в бледное лицо, пытаясь поймать бегающий взгляд.

– Они умерли задолго до пожара. Тени сожрали их души во сне, – попытался он успокоить сестру, но Шеонна не поверила его словам.

Она обреченно застонала, вцепилась руками в спутанные волосы и медленно осела на пол. Шейн опустился следом, обнял сестру, и ее бессвязный шепот затерялся в вороте его рубашки.

– Я убила Коула… – неожиданно громко и отчаянно вскрикнула подруга сквозь слезы.

Глаза Шейна округлились, взгляд метнулся поверх огненно-рыжей макушки, скользнул по моему недоумевающему лицу и вновь вернулся к сестре.

– Что за глупости? – тихо пробормотал друг. – Ты просто устала, тебе нужно успокоиться.

Кассия наполнила чашку горячим отваром, поданным Нейей, и поднесла ее к губам Шеонны.

«Не к добру это.