Академия Меча и Чар 1 - Кира Тигрис

напугают стаю, но они ее только разозлили, особенно когда Алексей все-таки попал в одного из волков – на весь лес раздался страшный душераздирающий вой! Ура! С третьего раза! Выходит, не зря я платил за его дорогущие курсы стрельбы.

– Последний патрон! – предупредил я, наугад поворачивая на развилке – молясь всем богам, чтобы это было в правильном направлении. Иначе, ценой за наш «поворот не туда» станут наши жизни.

– Папа, стой! Они разорвут Спарти! Они…

– Стреляй! – заорал я во все горло, перекрикивая рев мотора.

Алексей долго не решался спустить курок, целясь то в одного волка, то во второго, то в третьего. Их огромные ярко-красные пасти с крепкими мраморными зубами щелкали, словно смертельные капканы, прямо у хвоста нашего скулящего пса.

Но, нет! И оттого, что Алексей назвал его громким именем Спартак пес совершенно не стал ни храбрее, ни умнее, ни благородней. Он не только заблудился в лесу, набрел на стаю голодных волков, но и умудрился ее натравить на нас – его хозяев, дающих ему кров и пищу.

«А вообще-то все было совершенно не так, – возразил сам себе Демон, он с интересом просматривал сон Златоновского одновременно с его лысым хозяином, лежавшим в машине без сознания. – Спартак вернулся за квадроциклом, чтобы предупредить вас, своих любимых хозяев, о голодной стае. И если бы не пес, волки бы потихоньку окружили вас и набросились разом со всех сторон. У тогда бы у вас просто не было шанса.»

Но, увы, об этой подробности Виктор и его сын никогда не узнают.

– Жми курок! Стреляй! – кричал я на весь лес, наш квадроцикл скакал по кочкам, грозясь вот-вот забуксовать или опрокинуться. Пот градом стекал по моему лбу, а стекло шлема запотело. Откуда-то у меня появилось навязчивое чувство, будто за нами кто-то давно пристально следит. Нужно было срочно что-то придумать – долго мы не протянем.

Алексей снова громко позвал скулящего пса, прицелился в огромного волка, который бежал за ним по пятам, но… в этот самый момент я изловчился и слегка толкнул парня в спину. Прозвучал глухой выстрел, затем весь лес содрогнулся от истошного собачьего визга. Пуля попала в переднюю лапу Спартаку, погоня мигом прекратилась, и ближайшая пара волков разорвали несчастного пса в клочья прямо на наших глазах.

От шока Алексей онемел и, опустив ружье, словно парализованный смотрел на удаляющееся ярко-красное пятно на снегу – все, что осталось от его друга. Мальчишка рухнул на сидение и, давясь слезами, закричал. Никогда не забуду его слова и хриплый надрывистый голос:

– Нет! Спарти! НЕТ! Папа… ты – убийца! Ты убил его, папа! Ты…

– Замолчи! – резко оборвал я сына, мне было совершенно не до его сердечных травм и истерик – четверо из семи волков все еще продолжали гнаться за нами, ничуть не сбавляя ход. А между тем дорога становилась все сложнее и извилистее – кочки и ухабы встречались чаще, а слой снега становился гораздо толще. Нет, мы явно приехали сюда не по этой дороге и сейчас лишь удалялись в глубь леса в совершенно неизвестном направлении – нужно было срочно разворачиваться.

– Вытри сопли и… пригнись! – закричал я, сбрасывая назад рюкзак с нашей провизией – сосиски, булочки, термос с горячим чаем. Двое из четырех волков жадно набросились на «пикник», тут же отстав. Но радоваться было рано – пара последних, огромных и вероятно самых голодных животных, совершенно не собиралась оставлять нас в покое, так и норовя прокусить наши задние шины.

Благо, истерика сына, который вопил и причитал, проклиная меня на весь лес, умываясь слезами и выпуская густые клубы пара изо рта, немного отпугивала волков.

– Проклятые бюрократы! – рявкнул я, слишком поздно заметив на дороге прямо перед нами высокий длинный сугроб – это был занесенный снегом толстый ствол поваленного дерева. – Держись!

Наш квадроцикл, заскрипев всеми подшипниками, подлетел вверх не меньше, чем на пару метров. Мы каким-то чудом, не без помощи современных сверхпрочных ремней, удержались на нем. Дальше стало хуже – дорога заканчивалась огромным оврагом с крутыми склонами, и после жесткого приземления наш тарантас полетел вниз со страшной скоростью.

– Отстегивайся и прыгай! – скомандовал я, одновременно подчиняясь своему же приказу. Пушистый свежий снег смягчил наше падение, однако, мы, как два тюфяка довольно долго катились кубарем вниз со склона. Хвала современным технологиям в области экипировки для экстремальной охоты!

Волки, удивленные таким представлением, пока осматривались и принюхивались на верху, не решаясь спуститься вниз. Пользуясь моментом, я сорвал с себя шлем и подбежал к валявшемуся в сугробе Алексею. Живой!

– Сколько тебе раз говорить, щенок? Одевай шлем! – я поднял сына на ноги, глядя в его бледное с красными от мороза щеками лицо. И без того светлые ресницы были теперь полностью белыми от инея, под ними блестели соленые дорожки от слез. Светлые тонкие волосы растрепались и теперь торчали во все стороны острыми сосульками. Красные оттопыренные уши были явно отморожены.

– Убийца! – прохрипел сквозь зубы Алексей, облизывая бледные растрескавшиеся губы. Его серые глаза горели смертельной ненавистью и презрением, – ты убил его!

– Утри сопли, сын, мне за тебя стыдно!

Не успел я оглянуться, как сопляк наставил свое ружье прямо мне в лицо.

– Ты убил его! Убил!

Я глубоко тяжело вздохнул, прекрасно зная, что оружие не заряжено. Все до одного пять патронов давно были потрачены. Но все-равно по моей спине невольно побежали мурашки…

– Ты на кого поднял руку, щенок? На меня…

Мои слова прервал звонкий щелчок – мелкий все-таки спустил курок! В родного отца!

Вне себя от гнева, я выбил оружие из его рук – дурень даже не сопротивлялся и не пытался бежать. Все себя от подобного предательства я отвесил малому звонкую пощечину, после которой он едва удержался на ногах – и то только благодаря тому, что я резко схватил его за ворот куртки.

– Будешь знать, как поднимать руку на отца!

Алексей шатался из стороны в сторону, его серые глаза, погасшие и затуманенные, смотрели куда-то вдаль. Он словно ничего не чувствовал – боль душевная напрочь заглушила физическую.

– А это тебе за то, что снял шлем! – я снова ударил его по лицу, – ты мог сломать свою шею, болван! Слушай и делай, что я говорю! Ясно?

Вторая оплеуха получилась гораздо сильнее и больнее первой – из уголка его бледных губ пошла кровь. Парень вздрогнул, его рассеянный взгляд наконец-то сосредоточился на мне, по заплаканным щекам снова покатились слезы. Теперь уже от боли.

– Я…слушаю…И что ты прикажешь мне делать? –