Колдовской оберег - Алина Егорова

Заранее позвонив Казарцевой и заручившись, что та будет дома, прохладным воскресным днем Валентина пришла в высокий многоквартирный дом на Яхтенной улице. Приехав на автобусе, она не стала сокращать путь, а пошла в обход. Поскромничала заказывать служебную машину – все-таки воскресенье, и она не с работы едет, а из дома, и ее поездка получается вроде бы неофициальной. Днем пустырь выглядел вполне безопасно и напоминал заброшенный парк, так что она могла спокойно пройти напрямки, но Валя предпочла более длинный путь по асфальтированной дорожке. Во-первых, она как должностное лицо идет к свидетельнице, а не к родственнице на пироги, а во-вторых, Валя в этот раз принарядилась, а при параде шастать по колдобинам да бурьяну несподручно. Собираясь к сестре Плюшева, Валентина вспомнила разговор с ней в своем кабинете, и особенно оброненную Дарьей фразу по поводу ее манеры одеваться. Это ее снисходительное «сочувствую» больно царапнула по самолюбию Семируковой. Тогда Дарья была подозреваемой, и, казалось бы, в ее положении не пристало сочувствовать следователю, а полагалось беспокоиться о своей судьбе, а она еще и держится барыней. Имеет право, подумала Валя, вспоминая точеную фигуру Казарцевой.

Валя никогда, даже в школе не хотела стать ни фотомоделью, ни стюардессой, ни певицей, ни примой сцены, не грезила, как другие девчонки, о съемках в кино. По ее мнению, от этих, казалось бы, завидных профессий веяло неполноценностью. Ты фланируешь по подиуму, мелькаешь на экране и на обложках журналов, тебя рассматривают как куклу, красивую картинку, но не как человека. Никому не интересен твой внутренний мир, только длина ног, прическа, платье, голос. Стюардессы, сполна искупавшись в недополученном на земле внимании, устав от безумного графика и капризных пассажиров, мечтают о спокойной работе. Им уже не нужно чувствовать себя звездой салона в красивой униформе, а хочется быть просто людьми, никого не обслуживать, не приносить-уносить-подавать, выслушивая претензии. Фотомодели, хлебнув модной жизни, стремятся в актрисы. Просто быть экспонатом для съемок уже мало, хочется реализации своего творческого потенциала. Была бы я телеведущей или диктором, мечтают такие девочки. Но, попав на экран, понимают, что на телевидении никакая самодеятельность не приветствуется. Взяли комментировать светские новости за красивую внешность, вот внешностью и работай. Ты всего лишь говорящая голова. Актрисы мечтают стать режиссерами и снять кино или хотя бы писать сценарии. Телеведущие мечтают о своем шоу. Певицы рвутся в продюсеры. И все хотят написать книгу о своей интересной жизни. Потому что оказывается, что быть только картинкой – мало. Уже недостаточно, чтобы восхищались лишь красивыми глазами, улыбкой и фигурой. Хочется, чтобы отметили острый ум, эрудицию, тонкий юмор.

Если бы ей мама говорила, какая она красивая, возможно, Валя такой и стала бы. Не ела бы на ночь конфеты и печенье, следила бы за фигурой и модой и тогда, может быть, тоже в грезах видела бы себя на обложке журнала. Потому что, сколько ни считай внешность второстепенной, сколько ни ставь на первое место духовность, а все равно рано или поздно захочется быть красивой, ловить на себе восхищенные взгляды…

Перед походом к Казарцевой Валя перетряхнула весь свой гардероб и обнаружила, что, несмотря на ворох шмотья, надеть решительно нечего. Вещи были вполне приличными, даже красивыми, но купленными давно. Из моды они не вышли – Валя предпочитала классику, вот только размер одежды – сорок четвертый – расстраивал. За полгода она поправилась так, что вся одежда, не считая той, что имела свободный покрой, оказалась впритык. Сейчас у Вали был сорок шестой. И это при росте сто пятьдесят восемь. Она выглядела не толстой, но, увы, и не тростинкой. Валя с грустью окинула взглядом когда-то отлично сидевшую на ней узкую юбку, приложила к себе и убрала на место. Она обреченно потянулась за свободной крепдешиновой туникой, брюками и новыми туфлями. Туника льстиво скрыла образовавшиеся складки на боках и талии, зато пояс брюк мстительно впился в тело, отчего пришлось надеть другие.

«Нужно срочно на диету!» – констатировала Валя. Эта светлая мысль посещала ее всякий раз, когда она ощущала тесноту одежды, и всегда затея с диетой с треском проваливалась. Во-первых, хотелось вкусненького, а во-вторых, одновременно работать и сидеть на диете просто невозможно. Тут ведь как. Рабочий день непременно начинается с чашки кофе. А кофе требует бутерброд или шоколадку. А лучше и то, и другое. Иначе мозг на работу не настраивается. Не получив привычного завтрака, голова будет постоянно о нем думать, а думать надо о делах. Ее и так считают девочкой, которая ничего не умеет.

Дарья встретила ее в домашнем халате. Халат, правда, был красивым и подчеркивал точеную фигуру Казарцевой. Валя с сожалением про себя отметила, что у нее такого халата нет. Да что там такого! Никакого нет и никогда не было – она предпочитала носить дома футболки с тренировочными штанами.

– Не обращайте внимания, у меня уборка, – сказала Дарья, впуская ее в дом.

Валя осторожно прошла в прихожую, на полу которой валялись скомканные газеты и тряпки.

– Не разувайтесь.

– Что вы, что вы! Я разуюсь! – воспротивилась Семирукова. Всю дорогу она мечтала снять жесткие туфли. Освобожденные ноги с наслаждением ступили на прохладный ламинат.

– Пойдемте на кухню, – предложила хозяйка.

На кухне тоже было не убрано, но посуда и плита вымыты.

– Вы пьете кофе?

– Я… Так, иногда, – неопределенно ответила Валя.

– А я без него не могу. – Казарцева принялась к ритуальному действу под названием «приготовление кофе». Высыпала в кофемолку пахнущие карамелью кофейные зерна и не без удовольствия стала их молоть.

– Приятный аромат, – светски заметила Семирукова.

– Кофе у меня отменный, – с гордостью согласилась хозяйка. – Когда я его пью, представляю себя на летней террасе кафе с видом на море. Кофе – то немногое настоящее, что я могу себе позволить. Остальное, – она кивнула на старую кухонную обстановку, – что мебель, что посуда – все дешевое, с претензией на элегантность. Продукты – полуфабрикаты с искусственными добавками, яблоки и те безвкусные. Только с поминками управилась, а уже пора за сыном ехать и в школу его собирать, купить тетради, альбомы, куртку, костюм, ботинки – из старых уже вырос. А потом еще сороковины. Вы, наверное, о брате пришли узнать. Спрашивайте, не обращайте на меня внимания. Я просто очень устала.

Валентина внимательно посмотрела на Казарцеву, и ей стало стыдно за свои недавние мысли. Сначала она относилась к Дарье с сочувствием – ведь та потеряла единственного брата! Потом с подачи Небесова записала ее в подозреваемые. Считала ее заносчивой особой. Под щитом самоуверенности следователь Семирукова не разглядела замотанную бытом женщину, которая устала быть сильной.

– Скажите, каким был ваш брат в детстве? – спросила Валя.

– Хорошим, я бы сказала, интеллигентным. Не хулиганил, не грубил. Учился неплохо. Правда, аттестат у него с тройками, но у кого их нет? Я вообще считаю троечников более изобретательными и приспособленными к жизни – они привыкли выкручиваться, искать компромиссы – где-то спишут, где-то им помогут, где-то они подыграют. А отличник, если не выучит предмет, он его не сдаст. В жизни гибкость очень помогает.