Спасенная горцем - Сабрина Йорк

Его губы проложили дорожку по ее щеке, до основания шеи, где он остановился.

Реакция Александра ясно давала понять, что он не хочет говорить о шрамах. Что же, пусть будет так. Потому что его новые ласки были такими…

Ханна сжала его голову, чтобы удержать на месте. Очевидно, его одолевала та же потребность слиться с ней, потому что он лег на нее, продолжая ласкать ее бедра под юбками и сжимать ноющие груди. Когда Александр нагнул голову и стал сосать ее сосок прямо сквозь ткань платья, Ханна выгнулась и прижалась к его чреслам своими.

Его твердость шокировала ее. И восхитила. Она потерлась об него, и он содрогнулся.

– Господи, будь милосерден, – пробормотал он, или что-то другое в этом роде. Было трудно разобрать, потому что в ушах шумела кровь. Но Ханна продолжала извиваться и тереться об него. И на этот раз Александр отстранился. Глаза его покраснели, ноздри раздувались, губы были плотно сжаты.

Он сжал ее бедра и потянул на себя. Его сила восхищала Ханну. Она улыбнулась, возможно, слишком лукаво, потому что он отреагировал рыком и проклятьем. Подняв килт, он сжал свой член. Ханна уставилась на него. Сердце подпрыгнуло и громко забилось.

О, не от страха! От мук желания.

Она развела ноги как можно шире, чтобы открыться ему. Его член и раньше казался огромным. Но сейчас стал еще больше и затвердел, как древко пики. Кончик головки блестел, украшенный крошечной капелькой. Неожиданный порыв слизнуть эту капельку завладел ей. Возможно, позже она так и сделает.

Александр подождал, пока их взгляды встретятся, и подался вперед, подведя свою мужскую плоть к входу в ее лоно. Когда он коснулся ее, проводя толстой головкой по скользким складкам ее лона, Ханна втянула в себя воздух. И затем он вошел в нее. Ее слегка обожгло болью, когда он взял ее девственность, болью, тут же, как только он наполнил ее до конца, сменившейся ослепительным наслаждением.

Александр двигался медленно, хотя Ханна видела, чего это ему стоит.

А чего это стоит ей! Она хотела больше. Больше!

– О боже! – вскрикнула она, когда он вновь пронзил ее. Все ее чувства обострились. Ей хотелось кричать от каждого его прикосновения.

Он прорычал что-то свирепое и дикое, в его голосе звучало животное удовлетворение. Но он тут же вышел из нее.

Ханна едва не ударила его. Она не желала, чтобы он выходил. Она желала…

Но муж снова ворвался в нее, и возбуждение свернулось в животе в тугой кулак. Водоворот, в котором Ханну кружило раньше, снова едва не поглотил ее, когда он стал двигаться: быстрее, жестче, глубже, по мере того, как росло его желание.

Она льнула к нему, обхватив ногами его талию и руками – шею, и держалась так крепко, как только могла, боясь, что вихрь его страсти унесет ее. Почти в беспамятстве она вонзала ногти в мышцы его спины, гладила ткань рубашки. Он входил в нее снова и снова, даже когда ее охватило нечто, вроде лихорадки, отправившей ее в беспорядочный полет, подобно листику на ветру.

Ханна сжалась и тут же стала содрогаться в восхитительных конвульсиях, остановить которые не могла.

Когда ее потаенные мышцы сжали его плоть, Александр вонзился в нее сильнее. Энергичнее. Выпады становились все короче. Дыхание вырывалось из горла резкими толчками. Лицо словно осунулось. Шрам на щеке побелел.

Ханна смотрела в его лицо очарованная, обезумевшая, завороженная биением жилки на шее. Она не могла устоять и лизнула эту жилку. Пососала. Прикусила.

А ее муж, ее молчаливый, почти немой муж издал такой громкий крик, что задрожали стены.

Его плоть вновь нырнула в глубины ее лона. Теплая влага наполнила ее. Он вонзался снова, снова и снова и вдруг со стоном обмяк на ней, зарывшись лицом в волосы.

Обессиленная, довольная, счастливая от испытанного неведомого ранее наслаждения, Ханна прижимала его к себе и гладила по голове. Да, он почти не разговаривает и обладает раздражающей привычкой писать письма, когда можно обойтись простой беседой. Но небо, как он умеет любить!

Похоже, она будет вполне довольна этим браком.

Проклятье! Дьявол его побери! Он все испортил!

Потому что сначала намеревался боготворить ее. Любить медленно, нежно. Любить часами, пока она не обезумеет от желания. Пока не станет задыхаться и молить его. А не падать на нее с размаха, подобно истерзанному вожделением глупцу.

Он успел только добраться до ее бедер, прежде чем окончательно потерял разум. Возможно, виной всему ее запах. Или тихое мурлыканье. Или просто одно ее присутствие. Но он попросту обезумел и совершенно забыл о том, что ее нужно боготворить.

Он взял ее. На стуле. Как животное. И вряд ли имеет значение то, что животные не совокупляются на стульях.

Теперь она, конечно, ненавидит его. И в лучшем случае считает дикарем.

Однако сейчас не время распинать себя. Нет. Это только начало их брака. Начало их брачной ночи. В следующий раз он будет более нежным.

В следующий раз означает «сейчас».

Полный решимости, Александр осторожно поднял ее и понес к кровати. Ханна покорно лежала в его объятиях, что он посчитал хорошим знаком. Она вздохнула и обняла его за шею, потом стала теребить волосы, но так сонно, словно не сознавала, что делает.

Александр уложил ее на постель. Сам лег рядом, схватил ее в объятия и поцеловал. Но только для того, чтобы отвлечь, чтобы без помех расстегнуть длинный ряд пуговиц на спине. И при этом поглаживал и целовал каждый клочок обнажавшейся кожи. Она была теплой и мягкой в его объятиях. Пригоршня рая.

Пока он исследовал ее плечи и голую спину, она исследовала его.

Сердце Александра затрепетало, когда она дернула его за килт. Будь оно все проклято! На нем слишком много всего надето. Слишком много для того, что он намеревался сделать.

Александр встал и, глядя ей в глаза, развернул плед, наслаждаясь ее жадным вниманием. Он небрежно отбросил плед на пол. Медленно снял рубашку. Ханна ахнула, когда он обнажил грудь. Ее взгляд жадно скользил по его телу. Его колени подогнулись, когда между ее полураскрытыми губами показался кончик ее языка.

Ханна оцепенела, когда он взялся за ремень. И опять обвела языком губы.

Его пульс снова участился. Эти влажные губы… словно она хочет узнать его вкус. И, черт возьми, он хотел, чтобы она узнала его вкус.

Он расстегнул ремень и позволил килту упасть, открыв все ее горящим глазам. Она не могла отвести взгляд от его чресл, что едва не довело его до исступления.

Зверь зашевелился. Поднялся.

Ноздри Ханны раздувались. Тело напряглось. Она встала на колени. Одно движение – и лиф платья спустился до талии. Темные окружности ее грудей просвечивали сквозь прозрачную ткань сорочки, воспламеняя его пыл. У Александра разве что слюнки не потекли. Он громко сглотнул.