Иконы - Маргарет Штоль

Я медленно поворачиваю голову.

Поднос с едой стоит на столике рядом с кроватью.

Я поднимаю руку. И вижу повисшую между пальцами тонкую золотую цепочку моей матери.

Но это не имеет значения.

Я не чья-то дочь. Больше – нет, и только не в Посольстве. Я некое оружие, точно так же, как и Ро.

Одна-единственная слезинка выкатывается из уголка моего глаза. Я закрываю глаза, мне незачем видеть, как она упадет.

Потом я чувствую Ро, теплого, как утраченная печь в моей утраченной кухне, он опускается на пол рядом со мной, прижимается головой к моей спине.

– Тсс… Я здесь, Дол. Все в порядке. Мы с этим справимся. Я найду способ, мы вернемся домой.

Его большая ладонь сжимает мою, его крепкая рука прикасается к моей. Сегодня на его лице нет грязи, в волосах нет сора.

И снова я позволяю себе раствориться в далеком мире, где дети не плачут в колыбелях, где нет умолкнувшего радио, нет отцов, превратившихся в тряпичных кукол, нет лишенных крестов матерей.

И где все сердца бьются. Все до единого.

Я слышу, как щелкает дверной замок, и резко выпрямляюсь.

У меня есть всего одно мгновение на то, чтобы осознать: Ро спит, уронив руку на мой живот, придавив меня половиной своего тела.

Потом дверь отворяется и над нами встает Лукас:

– Ох… Виноват. Не думал, что помешаю.

Я вижу, как он беспомощно взмахивает рукой.

Тру глаза.

– Лукас? Что ты здесь делаешь?

Я растерянно смотрю на него, потом перевожу взгляд на Ро.

Ро похрапывает, одна его нога слегка дергается. Наверное, он во сне гоняется за кроликами или симпами. Я ощущаю запах Ро, запах пота, и грязных волос, и коричневой загорелой кожи. Неважно, каким чистым теперь стал Ро, он все равно пахнет как земля, как трава и как океан.

Я снова медленно поворачиваюсь к Лукасу, который отчаянно покраснел. Мне не хочется смотреть ему в глаза.

– Ты ничему не помешал. Мы просто крепко заснули. После… всего. – Я не могу заставить себя упомянуть о разговоре с полковником Каталлусом и обо всем прочем. Я лишь чувствую, как прищуриваюсь. – Но полагаю, ты и сам это знаешь.

Мне незачем объяснять свои слова. Я напоминаю себе, что у Лукаса нет никаких причин заботиться обо мне, точно так же, как у меня нет причин заботиться о нем.

Ро поворачивается, всхрапывая, и это совсем не помогает делу.

– Верно. Все очевидно. Он ведь не мог спать. – Лукас смеется, но не улыбается.

Я понижаю голос. Никому не пойдет на пользу, если Ро проснется прямо сейчас.

– Лукас, я могу тебе чем-нибудь помочь? Ты сюда пришел по какому-то делу?

– Я хочу сказать, что очень сожалею. О том, что было. – В голосе Лукаса звучит настоящая боль. – Просто я знал, что остановить ее невозможно.

– Не надо! – Я вскидываю руку – не могу допустить, чтобы он договорил до конца.

– Они мне обещали, что с вами все будет хорошо.

Он не в силах сказать что-либо еще. Не может сказать, что я оказалась загнанной в ловушку, в угол, что меня изучали и что меня во всем постигла неудача. Что я не сумела ничего сделать для себя и Ро.

Потому что не сумела скрыть от них то, что мы делаем. Точно так же, как Лукас не смог бы остановить их, помешать им заставлять нас делать это.

Поэтому я просто пожимаю плечами:

– Наверное, они боялись, что это заразно.

– Заразно быть Детьми Икон?

– Быть грассом.

– А что, если это и вправду так?

Он долго, пристально смотрит на меня. Как будто на его вопрос есть какой-то особый ответ. Как будто его мать не Посол. Как будто он не знает, к чему приведет вся его жизнь.

Только не к грассам.

Я встаю, ловко выскользнув из-под тяжелой руки Ро.

– Это не так. Можешь сказать им, чтобы на этот счет не беспокоились. Скажи ей. Вы нам не нужны.

Я выталкиваю его за дверь и захлопываю ее до того, как заливаюсь слезами.

* * *

Прошло два дня после нашей, если так можно выразиться, беседы с полковником Каталлусом.

Они больше не присылали за нами. Ни полковник Каталлус, ни Посол.

Ни единого симпы.

Ро остается со мной, в моей комнате. Они должны знать, что он здесь, но если и знают, никто нам и слова не сказал.

В первый день мы были слишком измучены и могли только спать. Но к утру второго дня мы уже умирали от голода, однако никто не приносил нам еды.

Именно тогда мы с Ро решили, что пора обдумать стратегию. Нам необходим план, а не только гнев. Нам нужно найти способ выбраться отсюда.

Пора отважиться и выйти за пределы Исследовательского отдела Санта-Каталины № 9В.

Мы идем по длинным коридорам Медицинского крыла, глядя прямо перед собой, держась одной стороны коридора.

– Ни с кем не разговаривай, – предостерегает Ро. – Нам просто нужно найти какую-нибудь еду.

– Нам нужно гораздо больше, – возражаю я.

– Но сначала еда, – кивает он. – Нам, пожалуй, следует сделать запас. Мы ведь не можем просто выйти отсюда и не знаем, сколько времени уйдет на то, чтобы отыскать путь к бегству.

– Не надо об этом, – говорю я, понижая голос. – Не здесь. – Я показываю на круглые решетки в потолке.

– Понял.

В помещении, на дверях которого написано «Кафетерий», полно народу. Доктора, офицеры, охранники-симпы. Комната огромная, потолки в ней из органического стекла, укрепленного металлическими ребрами, – это напоминает мне скелет какого-нибудь животного, издохшего на нашем поле, чья плоть уже сгнила.

Окна пропускают внутрь свет, если это вообще свет. Снаружи видны только тучи. Так что стекла пропускают внутрь серость.

За столом почти в центре я вижу Лукаса. Один лишь его вид заставляет меня налететь на стул, мимо которого я как раз прохожу, но я беру себя в руки.

Ро позволяет себе коснуться моей ладони, давая мне ощутить его присутствие.

– Спокойнее, Додо. Мы только прихватим пару подносов с едой и исчезнем.

Я стараюсь скрыть улыбку. Ро ничего не спрашивал меня о Лукасе, не спрашивал напрямую, но ему и незачем было. Если честно, это очень не похоже на Ро, и все последние дни мне хотелось самой с ним заговорить. Но, видимо, его «беседа» с симпами была куда труднее, чем моя – с полковником Каталлусом.

В любом случае им больше не придется «говорить» с нами именно так. Не придется, если мы сумеем с этим справиться.

Лукас ловит мой взгляд. Он сидит, выпрямившись, рядом с девушкой с серебристыми волосами, той самой, из вертолета. Там она выглядела почти как привидение, да и здесь кажется не слишком реальной. Теперь, когда я могу рассмотреть ее получше, я вижу, что она тощая, как ствол дикого бамбука. Ее пальцы двигаются, когда она говорит, так и эдак подчеркивая жестами каждое слово. Они сами по себе говорят, ее пальцы, как говорит танец. Это завораживает.