Полночная любовница - Мэгги Робинсон

— Господи, Лори! Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я не смогу любить больше никого и никогда.

— Я знаю. У мистера Берримана есть дочь. Она должна стать твоей женой?

На лугу было тихо, как в склепе. Кон почувствовал, как язык прилип к нёбу, и невозможно стало вымолвить ни слова.

Лоретта вскочила:

— Не плачь. Все будет хорошо.

— Как? — горько спросил он.

— Я буду… я буду твоей любовницей! — выпалила она дрожащим голосом. — Между нами все останется так, как есть. Я не откажусь от тебя.

— Ох, Лори! — Он прижал ее к себе, чувствуя горячий стук сердца. — Я не могу так поступить с тобой. Не могу поступить так с мисс Берриман.

— Какая она? — прошептала Лоретта.

— Не знаю. Я не видел ее. Она — не ты. Ах, как бы я хотел… как бы хотел…

— Шш. Люби меня снова. На этот раз как следует. И он так и поступил, потому что ему хотелось любить ее всегда, до конца своих дней.

* * *

Лоретта сильно изменилась с того времени. Больше нет той беспечной семнадцатилетней девочки, которая отчаянно предлагала ему всю себя. Слишком поздно ему стало известно — только в прошлом году, — что она хранила сокровенную тайну, тайну, которую он узнал из довольно трогательного письма, написанного ему Марианной на смертном одре, и был потрясен.

Он был настолько потрясен и ошеломлен, что ему потребовалось целых два месяца, чтобы довести до совершенства план знакомства со своей дочерью. Важные и чопорные старые девы, руководящие школой Беатрикс, отнеслись к нему с вполне естественным подозрением, когда он явился с деньгами и конфетами. Они заставили его почувствовать себя извращенцем, пока он не признался, что является отцом Беатрикс. Когда же он поделился с ними своим планом завоевать мать девочки, они обе пришли в большой восторг от подобной романтической дерзости.

Кон начинал задаваться вопросом, не следовало ли ему просто ухаживать за Лореттой традиционным способом после того, как закончится год траура. Она решительно и непреклонно отвергла его, когда он вернулся, потрясенная его неуклюжей, неприятной поспешностью. После смерти Марианны не прошло положенного времени, и тогда он еще не знал о существовании Беатрикс.

А когда узнал и сломя голову примчался из Лондона, возмущенный и взбешенный тем, что она скрыла от него их дочь, все стало еще хуже. Те несколько раз, что их пути пересекались в Лоуэр-Коновер, отнюдь не способствовали обольщению. Лоретта была холодно вежливой, и едва ли он мог умыкнуть ее во время церковной службы. Теперь, с надвигающимися беспорядками в Греции, ему, похоже, придется умыкнуть ее в свое йоркширское имение.

Правда, имение — слишком громкое слово. Он видел его однажды, прошлой осенью. Время и дядя Райленд не были добры к нему. Каким-то образом эта собственность выпала из поля зрения Берриманов и была в шокирующем состоянии, хуже, чем Гайленд-Гроув в свои тяжелейшие времена. На полях ничего не росло, а скалы и дом облюбовали в качестве своего обиталища разные животные. Кон нанял управляющего и затеял ремонт, который продвигался, насколько он мог судить, черепашьими темпами. Вначале шел проливной дождь. Потом снег. Потом опять дождь. Кон спрашивал себя, не лучше ли ему было снять чей-нибудь дом для этого семейного воссоединения. Возможно, он поступал глупо, стремясь начать все заново на собственной земле, даже если условия там далеко не идеальные. О Гайленд-Гроув в данный момент не могло быть и речи. Лоретта могла туда вернуться только женой.

У Джеймса и Беатрикс скоро каникулы. Он устроил так, что они тоже будут отправлены в Йоркшир с Нико и Сейди. Нико придется оставить свою возлюбленную из соседнего дома, а Сейди — свои глубоко укоренившиеся сомнения. Опекунов Винсентов пришлось подкупить, дабы продлить обычный недельный визит Беатрикс к Лоретте. Они были довольно непреклонны, эти богобоязненные люди, которых, похоже, больше заботила бессмертная душа Беатрикс, чем солнечное лето, и они не желали перепоручать благополучие Беатрикс какому-то порочному мужчине, Безумному Маркизу.

Кон надеялся, что его сюрприз не обернется крахом. Он даже готов был поселить Лоретту в отдельной спальне. Он с нетерпением ждал, когда окажется с сыном на нейтральной территории, и хотел куда больше узнать о дочери.

Кон дописал письма. Он сделал все, что мог. Остальное за провидением и Лореттой.

Лоретта прищурилась, глядя на белоснежный кусок полотна, туго натянутый в пяльцах. Нет ни рисунка, ни намека на то, что ей вышить, никакого образца, которому она могла бы следовать. А сама она нарисовать ни за что не сумела бы даже под страхом смерти.

Что может быть достаточно простым для такой неумехи, как она? Листок? Вышитая цепочкой монограмма?

Она взяла шелковую нитку цвета морской волны, облизнула один конец и просунула его в крошечное игольное ушко. К концу дня она очень плохо видит. Дошло уже до этого.

До шитья.

Раньше она шила только по принуждению или по необходимости — оторванная пуговица, которую нужно пришить, чулок, который надо заштопать, распоротый шов, который надо зашить. Только однажды она попробовала себя в вышивании, когда помогала Сейди с красивым голубым платьем, ставшим ее выходным. Ее свадебным платьем. Там были сотни сверкающих звездочек и полумесяцев и хрустальные бусины, которые разболтались, и Лоретта немало потрудилась, прикрепляя их к жесткому атласу. Платье было чудом, предназначенным обольстить и соблазнить Кона.

И оно исполнило свое предназначение.

Чудо-платье было заменой ее простого белого, решительно непривлекательного платья.

Проткнув ткань иголкой, Лоретта вспомнила тот день в начале лета, когда Сейди пыталась подогнать его ей по фигуре. Она представляла, как танцует с Коном на балу, и тут же безнадежно порвала платье, когда подняла руки. Не то чтобы она слишком сожалела. Ей вообще не слишком хотелось быть в белом платье, но Сейди настояла, что леди на свой первый выход в свет надевают белое.

Бедная Сейди. Она так старалась превратить Лоретту в леди с помощью лимонов и молочных ванн, когда они могли их себе позволить. Лоретта по-прежнему вся в веснушках, которых с годами стало еще больше. Теперь к ним добавились и морщинки в уголках глаз и вокруг рта. Она уверена, что если присмотреться как следует, то среди золотистых волос можно отыскать одну-две седые прядки. И она непременно превратится в глупую безмозглую курицу задолго до того, как совсем состарится, — от скуки. Она вышивает!

И вспоминает дни, о которых лучше забыть. Тогда, много лет назад, у нее была-таки ее триумфальная ночь и утро, которое настало после. Но не зря говорят, что следует быть осторожнее со своими желаниями. Разве могла она подумать, что станет любовницей Кона, нетерпеливо дожидающейся, когда он соизволит появиться и заняться с ней любовью.

Мало чем другим могла она заняться на Джейн-стрит.

Губы Кона вытянулись в тонкую линию, когда она поведала ему о всевозможных еженедельных развлечениях любовниц. Было ясно, что он не желает, чтобы она ходила туда-сюда по улице, посещая чайные и карточные вечеринки. Поэтому она довольствуется болтовней в заднем саду с Каро и Шарлоттой.