Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить - Фрэнк Фаранда

То же самое мы с вами делаем в этой книге. На мой взгляд, исследование исторического цикла отношений Страха и Воображения в течение последних пяти столетий дает нам возможность понять не только то, что сформировало нас как вид, но и то, как мы можем перестроиться сегодня, чтобы избежать повторения нефункциональных паттернов. Я бы сказал, что история Страха и Воображения далеко не закончена. Страх и Воображение продолжают битву внутри каждого из нас и по-прежнему формируют наше общество. Поэтому мне хотелось бы глубже взглянуть на то, что помогло нам выйти из Темных веков и вновь сместило баланс в сторону Воображения.

Как это было?

Трудно представить, какой была жизнь на исходе Средневековья. Это было время, когда никто не мылся, человеческие экскременты переполняли сточные канавы, сотни женщин, обвиненных в колдовстве, пылали на кострах[104], а Великий лондонский пожар и чума 1665 и 1666 гг. были восприняты как свидетельство Божьего гнева[105].

Природу понимали так плохо, что отсутствующие знания заменялись самыми фантастическими выдумками. Зарождение жизни, движение материи, функционирование тела – все осмыслялось с позиции, как мы бы сейчас сказали, суеверия. Говорят, даже Рене Декарт верил, что виновность убийцы можно установить, если подвести его к жертве. Тогда, полагал Декарт, раны жертвы снова закровоточат, доказывая вину преступника[106].

В начале XVII в. жизнь формирующегося класса ремесленников – сегодня мы назвали бы его средним классом, – хотя и можно считать шагом вперед на пути развития, все равно была полна ограничений. Каждый знал свое место. Торговцы осваивали свое дело через ученичество или работу в семейной торговле. Формального образования не требовалось. Умение читать и писать было не нужно большинству людей – это, безусловно, относилось к массам крестьян и странствующих поденщиков. Первая бумажная фабрика открылась в Англии в 1600 г., и печатных изделий практически не было.

В космологии XVII в. Земля и люди мыслились невероятно далекими от небес. Хотя Земля считалась центром Вселенной, это особое положение не было почетным. Тут, пожалуй, подходит описание моего пациента-алкоголика, сказавшего о себе: «Я кусок дерьма в центре Вселенной». Убогость места, которое мы тогда занимали, – неподвижного центра Вселенной – закреплялась не только Библией, но и грязью и развращенностью, в которой мы жили[107].

Что изменилось?

Изменение, в конечном счете трансформировавшее Темные века в эпоху Просвещения, наиболее очевидно связано с событиями XVII в. В комплексе эти события именуются научной революцией, а ее основоположником считается Исаак Ньютон. Это был период, когда великие открытия в математике, астрономии и науках о жизни дали нам новое, более точное и рациональное понимание самих себя и Вселенной. Изобретение новых линз позволило увидеть жизнь, скрытую в капле воды, и заглянуть вооруженным взглядом в космос. Мы открыли подробности анатомии, мы узнали, что Земля не центр Вселенной. Ньютон сумел раскрыть природу света и цвета, изобрести исчисление и продемонстрировать нам фундаментальные законы, управляющие всем сущим. Он «математизировал мир»[108]. Таким образом, мы видим, что Воображение нашло способ вырваться из предшествующего заточения.

Однако задолго до явления Ньютона, в начале 1600-х гг., группа интеллектуалов-единомышленников заложила фундамент для его работы. Испросив благословения короля Карла II, они хотели основать общество для содействия распространению знаний. Организацию предполагалось назвать Королевским обществом.

Очевидно, появление Королевского общества осталось почти никем не замеченным. В его собраниях участвовали представители высшего класса, почувствовавшие вкус к диковинам и чудесам, являющимся перед ними. Как отмечают историки того периода, первые опыты Королевского общества часто были не более чем демонстрациями природных уродств или варварских пыток[109]: животных вскрывали живьем, их легкие надували кузнечными мехами, делали переливания крови между неродственными видами животных, кошкам и собакам давали яд – а зрители приходили поглазеть на это. В только что изобретенных вакуумных камерах удушали собак и кошек, всевозможные уродства изучали под линзами недавно появившегося микроскопа[110]. В одной из своих дневниковых записей Самюэль Пепис, частый посетитель, а впоследствии президент Королевского общества, ликуя, сообщил: «Я также видел абортированного ребенка, сохраненного в соляной кислоте»[111].

То, чем занималось Королевское общество, можно назвать странной смесью развлечения, науки и садистического удовольствия. Тот факт, что его деятельность имела признаки балагана, неудивителен. В Средние века, из которых оно выросло, трудно было удивить площадными казнями, наказаниями и пытками. Странно было бы ожидать, что появление Королевского общества мгновенно изменит общественное мышление XVII в.

Как я утверждал ранее, социальные изменения зависят от коллективного психологического состояния индивидов, составляющих это общество. Хотя Ньютон заслуживает признания за великие открытия, а Королевское общество – за создание фундамента для них, но и человеку гораздо менее известному удалось добиться сдвига, пусть и малозаметного, в деле освобождения пытливого ума.

* * *

Сэр Фрэнсис Бэкон родился в аристократической семье в середине XVI в. и получил наилучшее системное образование из доступных в его эпоху – в Тринити-колледже Кембриджского университета. В 1597 г. он стал первым канцлером королевы Елизаветы I и оказывал огромное влияние на большую часть политической жизни того времени. Бэкон также начал подвергать сомнению правомерность наложенных на науку ограничений. Он был убежден, что эмпиризм может многое предложить обществу и его запрет не позволяет нам улучшить мир. Судя по всему, Бэкон нашел путь к воображению.