Невидимая смерть - Евгений Федоровский

– У нас военный Михалев… – закончить Бомбара не успел. Небо словно лопнуло. Огнем резануло по глазам. Осколок рванул каску, щеку залила кровь. Павел свалился набок, хватая воздух забитым землею ртом. Грохнул новый взрыв – и все померкло…

На Клевцова и Бомбару наткнулись саперы Ладейкина. БТ, с которым они пошли дальше, подорвался. Его расстреляла замаскированная в лесу пушка. Другие танки тоже не смогли преодолеть минное поле. Артиллерия смолкла. Отделенный командир приказал отходить расчищенным перед рассветом путем. Здесь и нашли инженеров. Сильно контуженный Бомбара замерз в своем хроме, Клевцов еще дышал.

Очнулся Павел в медсанбате. Прежде чем раздеть, санитар влил ему водки. Павел закашлялся, открыл глаза.

– Проживешь до ста, – санитар показал его каску, просунул палец в дыру, проделанную осколком. – Видал?!

Но еще больше удивился он, когда санитар подбросил на ладони сам осколок с половину спичечного коробка. Острым краем металла рассек кожу на виске и запутался в густом подшерстке овчинной шапки:

– Глянь-ка! Курносая по тебе плясала да плюнула!

Павел помял шапку, повертел в руках кусок стали в синюшной окалине… Не знал, не гадал он, что на его жизнь выпадет много вот таких отметин, и немало чистых случайностей уберегут от смерти.

Лежа в медсанбате, развернутом в большом дачном доме, узнал он подробности о гибели Бомбары. Узнал и огорчился. Майор мог бы жить да жить, если бы не фасонил в уставной «буденовке», сменил бы танкистский хром на полушубок, уже вводимый в полевую форму армии. Контузию бы превозмог, а вот перед холодом не устоял… Думая о нелепой смерти Бомбары, Павел все время пытался вспомнить, о чем он говорил перед тем, как разорвался снаряд? Напрягая память, бормотал «танк, танк…». Знал, что приходила какая-то мысль, но суть ее ускользала. Начинались головные боли. Ему давали порошки, он забывался на время и, просыпаясь, снова пытался вспомнить.

Через неделю поджили обмороженные руки и лицо, утихла боль в голове. В сознании отчетливо прочертилась связь с Бомбарой и ослепительным огнем взрыва. А до этого Павел чертил щупом на снегу… «Что? Кажется, танк. Да! Танк-тральщик!»

В тумбочке у него лежала полевая сумка с карандашом и бумагой. Павел набросал рисунок, прикинул скорость танка, мощность мотора, размеры тяг, вес катка… Получалось, что подходили средний Т-28 или тяжелый Т-35. Он раздобыл у врача чернильницу и ручку, вычертил эскиз, сделал описание…

В медсанбате долго не держали. Едва он заикнулся о том, что почувствовал себя здоровым, его сразу же выписали, выдав два бинта и баночку с гусиным жиром от обморожения. Писарь, оформлявший документы, сказал:

– Если вам в штаб, то скоро туда пойдет машина. Поедет военврач.

– Лаймалу взяли?

– Нет еще.

«Скорей, скорей надо трал!» – Павел нетерпеливо посмотрел в сторону операционной, откуда должен появиться военврач.

За окном он услышал голоса выздоравливающих. Бойцы пилили дрова. Один голос показался знакомым. Павел обернулся к окну, но стекло настолько замерзло, что из-за льда ничего не просматривалось.

– К вам, случаем, Ладейкин не попадал? – спросил он писаря.

– Поступил с легким ранением три дня назад.

Павел выбежал на крыльцо:

– Ладейкин!

– Аюшки, товарищ инженер! Живы-здоровы?

– Как видишь. А что с тобой?

– Пустяки, – покраснел отделенный. – Мина царапнула по мягкому месту, ни сесть, ни лечь. Только стою, как бобик.

– Бомбару похоронили?

– Так не только его. Суханова помните?

– Помню.

– На противотанковую наскочил. Пуговицы не нашли.

Появился военврач. Шофер поджег ветошь, стал разогревать мотор.

– Ну, прощай. Может, когда и свидимся.

Ладейкин шмыгнул носом, показав своим видом, что, мол, все может быть. Павел достал из полушубка перчатки, протянул ему:

– Удобней мину разоружать. Бери!

– Спасибочки, – произнес отделенный сдержанно.

Шофер завел мотор. Военврач сел в кабину, Павел забрался в кузов на вороха грязного белья. Поехали.

Дорога шла лесом, утонувшим в морозном тумане, как в сметане. Колея была накатана гусеницами танков, колесами автомашин. На съезде в низину у опушки обогнали двуколку. Белые от инея лошади тащили полевую кухню. На облучке, нахохлившись, сидели возница и повар. Над трубой вился дымок – пищу подогревали, чтобы не замерзла.

Машину затрясло на кочках болота. Шофер сбавил скорость. Качаясь в кузове на мягких мешках, Павел подумал: «Вот мерзлые кочки я не учел. Не продавит их каток тральщика, каким бы тяжелым он ни был».

И тут сзади громко ухнул взрыв. Из тумана выплеснулось облако черного дыма. Павел забарабанил по кабине, перемахнул через борт и побежал назад, скользя и спотыкаясь на леденистой дороге. За ним кинулся врач. У небольшой воронки в агонии бились лошади. Повара, возницу и кухню разнесло на куски. Военврач растерянно проговорил:

– Как же так? Мы проехали, а они подорвались, странно…

Павел поднял обломок колеса. Прошел дальше по следу. Узкий обод, обтянутый железной шиной, глубоко прорезал наледь и по всей вероятности попал на взрыватель. А танк с широкими гусеницами или скаты машин не задевали его. Эта случайная смерть привела к догадке: «Для танка-тральщика нужны диски, а не сплошной каток. Скорее секция прочных дисков в едином катке».

В штабе он переделал чертеж. Полковник Шурыгин долго рассматривал изображение, неторопливо вчитывался в пояснительную записку. Отодвинув листки на край стола, прищурил глаз:

– Думаете, вам первому пришла мысль о механизированной борьбе с минами?

– Я не думаю, я хочу внедрить противоминные тралы на фронте.

Василий Петрович постучал в дощатую стенку карандашом, крикнул адъютанту:

– Свяжитесь с Михалевым. Через час буду у него. Пусть приготовит свой агрегат к демонстрации.

«Кажется, Бомбара перед смертью называл эту фамилию», – подумал Павел, припоминая.

Дивизионные мастерские, куда Шурыгин привез Павла, располагались в бывшей богатой усадьбе. Скотные дворы переоборудовали в цехи, на месте кормушек поставили разные станки, к опорным балкам подвесили тали и ремонтировали здесь грузовики, танки, пушки. Тучный, лобастый военинженер третьего ранга доложил:

– Товарищ полковник, трал к испытаниям готов!

«Трал?» – удивленно подумал Павел, все же считавший, что ему первому пришла мысль о трале. Шурыгин похлопал военинженера по плечу:

– Это наш умелец Александр Александрович Михалев. Знакомьтесь.

Михалев кивнул, но руки не подал.