Карл Великий - Анна Ветлугина

И вдруг он, словно потеряв интерес к врагам, закружился вокруг рослого всадника, почти целиком одетого в железо. Я не сразу признал Карла. Слишком уж привык к его яркому сине-зелёному плащу. Король двигался неспешно, будто совершая вечернюю прогулку. Неторопливо привстав на стременах, плавно занёс руку с копьём, и очередной сакс, хрипя, упал на землю.

Роланд кружился рядом, опасно свешиваясь с седла вниз, и виртуозно поражал противников длинным мечом. Он двигался быстро, не давая им приближаться к королю. Впрочем, они уже и не пытались. Их план, рассчитанный на внезапность и быструю победу, провалился, не выдержав столкновения с франкскими мечами и доспехами. Враги гибли один за другим, а наши воины, защищённые с ног до головы, не несли сильного ущерба, за исключением, кажется, только одного воина, задавленного лошадью, и того, которого саксам удалось стащить на землю и сообща изрубить.

Наконец лесное племя дрогнуло и побежало. Франки бросились преследовать врагов. Поле кончилось. Впереди шумела дубовая роща, а за ней обнаружилось небольшое поселение. Стены из камней и потемневших от времени брёвен превращали его в подобие маленькой крепости. Перед бегущими открылись ворота, но те, кто их открыл, — не рассчитали скорости и бешеного напора наших воинов. Неистовый Роланд и его дружина оказались внутри стен быстрее беглецов. Их продвижение сопровождалось громкими воплями и стонами поверженных саксов. Кто-то из франков уже поднёс пылающий факел к какому-то строению, крытому соломой. Крыша мгновенно вспыхнула, вызвав новые крики ужаса и боли. В это время сам король спешился и, взяв тяжёлый топор, подрубил столб, держащий ворота. К нему подошли другие воины, на этот раз вооружённые кирками и лопатами. Они принялись разрушать стены. Саксы, видя это, побежали через другие ворота.

— Ваше Величество! Позвольте, мы догоним их! — крикнул Роланд. — Живым не уйдёт никто!

Но Карл, покачав головой, поднял руку:

— Мы возвращаемся в лагерь.

Вместе с королевской армией в Саксонию прибыло множество священников. На богослужении, что началось, стоило нам приехать в лагерь, они образовали длинную процессию. «Удивительно, что не отслужили мессу перед боем», — подумал я. Но, вслушавшись в разговоры, понял, что короткая утренняя месса благополучно состоялась, вот только некоторые сони на неё не попали.

Сейчас служили долго. За наших убитых и раненых, и особенно — за скорейшее обращение саксов.

Я стоял, подпевая в нужных местах, чувствуя усиливающуюся боль в раненой руке. Ещё там, в поле, какой-то воин перевязал мне её грязной тряпицей, и кровь остановилась. Что делать с болячкой дальше, я не знал. Лекаря в войске, конечно, имелись, но как-то стыдно казалось подходить к ним с пустяшной царапиной. В довершение всех злоключений нестерпимо хотелось есть.

Окончание мессы совпало с первыми каплями дождя. Совсем опечалившись, я потащился к своей палатке.

— Эй! — окликнула меня Радегунда. — Сегодня после обеда читаешь Его Величеству.

— А не знаешь ли ты, где происходит обед у воинов? — с надеждой спросил я.

— Не имею понятия, — грубо ответила камеристка. Развернулась и зашлёпала босыми пятками. Она любила ходить босиком при каждом удобном случае. Берегла башмаки, хотя от бедности уж точно не страдала.

— Афонсо! — раздался резкий мальчишеский голос, но для меня он прозвучал нежнее серебряных колокольчиков. Голос моей королевы.

— Приходи в наш шатёр — говорят, жаркое получилось отменное. Правда, я что-то не в настроении сегодня кушать. Ах! — она заметила окровавленный рукав. — Тебя ранили в бою! Значит, ты теперь будешь настоящий летописец, не такой, как мой учитель грамматики, который ничего в жизни не видел, кроме своих книг. Пойдём, я лично перевяжу тебе рану.

До такой милости дело не дошло, что и к лучшему. Бертрада, тоном, не терпящим возражений, сказала, что это недопустимо. Её Величеству сейчас вреден вид крови. Позвали всю ту же Радегунду. Презрительно хмыкнув, она промыла мою рану и помазала её странно пахнущей мазью. Камеристка Бертрады не любила меня за чрезмерную, ничем не заслуженную, на её взгляд, приближённость к королевской семье.

Дело своё она всё же знала хорошо. Рука, немного посаднив, перестала меня мучить.

Дождь уже шумел вовсю. В шатёр вошли Карл с Роландом — мокрые и весёлые. Увидев меня, оба засмеялись. Его Величество спросил:

— Мальчик, укушенный молнией! Кто же укусил тебя на этот раз?

— Стрела, Ваше Величество.

— Стрела... Хм. Щит и меч, которые ты проспал, вряд ли уберегли бы тебя от неё, но думаю, хороший урок ты всё же получил.

— Да, Ваше Величество.

— Ну и что ты об этом думаешь?

— Жаль пергамента, Ваше Величество, сильно испачкался кровью. Надеюсь, возместить сей убыток усердным трудом.

— О-о-о! — удивлённо протянул молчавший до этой поры Роланд. — Вот это достойный ответ. Хвала храброму и верному переписчику!

— Мы подумаем, как защитить тебя, — продолжал король, — а ты к завтрашнему дню опиши нам бой с саксами. Сейчас покушаешь с нами, и будем читать о Граде Божием.

Прикрыв глаза, Его Величество осенил себя крестным знамением и прочитал молитву о благословлении пищи. После чего все наконец приступили к трапезе.

Жаркое и вправду оказалось превосходным, особенно учитывая мой пропущенный завтрак, да и не особенно плотный ужин накануне. В горшок положили какие-то неизвестные мне травы и ягоды, придававшие особый вкус. Пришлось сдерживаться, чтобы не вкушать пищу неприлично быстро.

После трапезы, тщательно омыв руки, я раскрыл толстый фолиант трудов блаженного Августина. Правда, хорошего чтения не случилось. Хильдегарда, внимательно прослушавшая первые несколько строк, вдруг, согнувшись, выскочила из шатра. За ней бросилась перепуганная Радегунда. Бертрада, посидев немного, тоже вышла вслед. Карл явно заволновался, но велел продолжать. Только я открыл рот, как в шатёр буквально вполз сильно избитый человек в монашеском одеянии.

— Брат Ансельм! — воскликнул король. — Что они с тобой сделали?! А где отец Бернард?

— Они принесли его в жертву Ирминсулу, — ответил монах, — и брата Ксаверия тоже.

— Позвольте, мой король! — вскричал Роланд. — Я поеду с моими вассалами и сравняю с землёй все их жалкие деревеньки! А этого идола низвергну и брошу к вашим ногам!

Карл задумался:

— Нет, дорогой Роланд. Не всё возможно решить силой клинка. Идола мы, конечно, должны низвергнуть, но по возможности не проливая кровь наших будущих братьев.

— Братьев? — переспросил Роланд, нахмурив брови, отчего благородное лицо приобрело неприятное выражение. — Вы называете братьями этих paganos, убивших наших священников?

— Брат Ансельм, — обратился король к несчастному монаху, — ты считаешь, что язычников следует истреблять?