Румия - Виктор Владимирович Муратов

учти, сталь готовой в земле не бывает. Сначала добывают руду, очищают ее от пустой породы. Затем плавят, куют, а уж потом закаляют. Вот и в твоем характере пустой породы еще приличная порция. Как ты говоришь? Тряпичный? И это есть, верно. Что ж, иди. Вон группа на ужин пошла. И помни: разговор наш не окончен.

— Ну что, Качан, — крикнул за ужином Спирочкин, — перепало от Полундры? Не горюй, это ерунда. Вот как завтра будет с твоим корешком?

Сашка насторожился.

— Цыгана завтра судить будут, слыхал?

СКОЛЬКО ВЫДЕРЖИТ ЧЕЛОВЕК

Да, завтра будут судить Борьку. Сашка узнал, что судить будут Цобу здесь, в училище, показательным процессом. Почему показательным? Спирочкин говорит, что в таких случаях приговор бывает самый строгий. Неужто Борька такой преступник?

Уже давно дали отбой. Утихомирились токари. Спят. Только Сашка не спит. И так вот почти каждый вечер. Скапливаются у него в голове за день мысли, не дают покоя. Утром не хочется вставать. И голова тяжелая.

А сегодня особенно все перемешалось в Сашкиной голове. Один только разговор с комсоргом не обдумаешь за ночь.

Что ему советует комсорг? Смириться со спокойной жизнью в ремесленном училище. И кто советует? Моряк.

Сашка этого не мог понять. «Разговор не окончен» — вспомнил он слова комсорга. Вот бы сейчас и продолжить этот разговор. Зачем же Кольцов оставил Сашку одного со своими мыслями? Теперь он долго не уснет. Будет докапываться до правды.

Давно уже Кольцов ушел домой, а то бы Сашка не поглядел на поздний час, непременно бы с ним поговорил.

А будь у Качанова отец, принес бы Сашка ему всю свою душевную неразбериху. Выложил: смотри, отец, о чем думает твой сын. Помоги.

«Разговор не окончен». Ушел Степан Петрович и, наверное, забыл уже о том разговоре, спит спокойно. А Сашка ворочается. Доносятся до Сашкиного слуха знакомые ему ребячьи храпы.

Разве что с мастером поговорить? Кстати, он сегодня дежурит. Но что может он посоветовать Сашке? Не видит он ничего дальше своих станков. Сухарь и есть сухарь. Не зря же его так Помидор называет. Разве с ним можно откровенно? Взять хотя бы сегодня: поймал Сашку с кортиком. Нет бы поговорить. Может, и Сашка тогда ему всю душу выложил бы. Так поручил комсоргу. Раз, мол, ты комсорг, воспитывай, а мое дело научить, как резец затачивать да штангенциркулем пользоваться.

А мастер легок на помине. Медленно, своей обычной неторопливой походкой двигается вдоль ряда кроватей.

Сашка повернулся к стенке. Замер. «Еще выговор влепит за то, что не сплю после отбоя. Сухарь».

Шаги приблизились, потом замерли. Мастер, видимо, остановился у Сашкиной кровати. Сашка услыхал его тихий голос:

— Не спится, Качанов?

Сашка промолчал, даже затаил дыхание.

— Ну, ну… — так же тихо проговорил мастер. Он укрыл Сашкины ноги одеялом и медленно вышел из спальни.

А может, стоит Сашке поговорить с мастером насчет Цобы? Только сможет ли он заступиться за Борьку завтра на суде? Ведь не знает Владимир Иванович ни прежней жизни Цобы, ни теперешней. А вот пойти и рассказать об этом. Не о себе же хлопочет Сашка. Чего стесняться? Все равно теперь не уснешь.

Сашка приподнялся на локте и посмотрел вслед мастеру. Через широкие стеклянные двери он увидел, как Владимир Иванович вошел в дежурку. Сашка торопливо натянул штаны, гимнастерку, сунул босые ноги в ботинки и, подпоясываясь ремнем, зашагал к выходу.

Комната дежурного Сашке хорошо знакома. Это здесь стоял он перед комсоргом в тот памятный хмельной вечер. Тогда и Цоба был на свободе.

Вон и стол тот же, с массивными тумбами, и лампа настольная, с зеленым абажуром, и даже книги на столе те же. «Педагогическая поэма», — прочитал Сашка.

Все то, и вообще на свете ничего не изменилось, только Цоба сидит в тюрьме, и никому до него нет дела.

Мастер удивленно смотрел на Сашку и молчал.

— Владимир Иванович, — заговорил Сашка, — можно я у вас посижу?

— После отбоя спать положено. Но раз уж пришел, садись.

Сашка сел на краешек стула. Вздохнул. Помолчали. Владимир Иванович постукивал костяшками пальцев по толстому стеклу на столе и со скрытой улыбкой в глазах смотрел на своего воспитанника.

— Владимир Иванович, — опуская глаза, заговорил Сашка. — Почему вы сами не поговорили со мной насчет кинжала, — и тут же поправился, — кортика!

— Степан Петрович моложе меня, — ответил мастер. — Ему сподручнее. И потом… Кольцов бывший моряк. На флот попал тем же путем, каким хочешь и ты. Так что твое чувство ему лучше знакомо, чем мне. А ты что, Александр, не доволен разговором, потому и пришел ко мне?

— Я не за тем пришел. Насчет Цобы я. Завтра его судить будут. Неужели выручить его нельзя? — Сашка с надеждой посмотрел на мастера.

— Парня жалко, факт. И наверное, кто-то скажет в его защиту. А как я могу? Он же мне незнаком.

— Вот я и пришел, чтоб рассказать вам о Цобе. Послушайте!

Чем больше Сашка рассказывал о Цобе, тем грустнее становилось лицо мастера. Сашка поведал ему о своем друге все, что знал.

Родом Цоба из Бендер, небольшого молдавского городка на правом берегу Днестра.

Помнил Борька румынских бояр. Мать умерла рано. От отца в памяти остался запах кожи, приносимый им с кожевенного завода, да бранные слова. Борис понимал, что ругается отец не от легкой жизни. В доме, кроме мамалыги и брынзы, ничего не видели.

В сороковом в Бессарабию вошла Советская Армия. Отец повеселел, даже ругаться стал меньше. Но через год в Бендеры явились фашисты. Однажды ночью отца забрали в сигуранцу[4]. С тех пор Борис его не видел. Жил он теперь тем, что удавалось украсть у немцев. Чаще голодал. Изъездил за эти три года всю Молдавию и Украину. Долгое время шлялся на одесском базаре. Никому не был нужен. Жил, как ему хотелось.

В сорок четвертом увидел Борис опять красные звезды. Хотел увязаться за одним из полков, но тут же был отправлен в детдом. Но не смирился со спокойной и, как он выражался, телячьей жизнью. Тем более, что учиться для него было «нож острый».

И снова поезда, снова базары, снова чужие карманы.

Потом вот встретился с Сашкой. И совсем чудом согласился поступить в ремесленное училище. А может, и не чудом? Может, надоела Борьке прошлая жизнь? И все бы шло хорошо. Вот только не знает Сашка, почему снова споткнулся его друг. Что повлияло на него. Может быть, кто-то из самих же друзей был виноват