Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вульф

С Уэсли все время случаются катастрофы, пришло мне в голову, когда я копировала интервью с кассеты на четвертьдюймовую пленку. Если он еще не уволен, так только оттого, что работает здесь черт-те сколько. Его уже невозможно уволить: слишком дорого обойдется. Никакой наличности не хватит. На самом деле у них ни на что не хватает, даже на новое цифровое оборудование – на радио «Лондон» все еще пишут на пленку.

Вас смущают волосы в носу? Попробуйте машинку Нортона для стрижки волос в носу! Годится также для волосяного покрова в ушах и для бровей! Со съемной головкой – легко продуть или промыть щеткой! Всего 5 фунтов 95 пенсов или 9 фунтов 95 пенсов – за улучшенную модель. Принимаются основные кредитные карты. Доставка в течение двадцати восьми дней!

Я посмотрела на часы: без пяти семь.

«А теперь коротко о погоде, – послышался голос Барри, ведущего эфир. Как обычно, он был пьян и зажевывал слова. – Спонсор прогноза погоды – „Счастливые попки», одноразовые подгузники, которые нравятся попкам ваших малышей».

Я выключила динамики в офисе. Невозможно работать, когда стоит такой шум. Я знала, что мне придется просидеть здесь весь вечер, монтируя сюжет, но в кои-то веки была не против. Я даже обрадовалась: так у меня не оставалось времени думать о Доминике. Сидя за катушечным магнитофоном в наушниках, с заткнутым за ухо карандашом, я отключилась от всего. Лезвие бритвы поблескивало. Я кромсала пленку, и ненужные куски глянцевыми коричневыми ленточками падали на ковер. Обожаю резать пленку, испытываю при этом почти физическое удовлетворение. Так успокаивает. Щелкнуть компьютерной мышкой на иконке с крошечными цифровыми ножницами далеко не то же самое. Но вскоре все мы будем монтировать именно так.

На полу у моих ног выросла целая куча спутанных обрезков и обрывков пленки, а я все размахивала лезвием. Я запустила Ситронеллу Прэтт на двойной скорости, и голос у нее стал как у Минни Маус: «Оччсча-стлива ... ужснбтнезамужем ... какжлкбдняжка ... змчтльныймуж ... оччсчатлива ... очень». Как странно, что она всю дорогу повторяет одно и то же. Я-то думала, что счастливые люди не кричат о своих эмоциях на каждом углу. Счастье, как обаяние и обидчивость, не скроешь. Оставив одну двадцать вторую от пятнадцати минут ее хвастливого пустозвонства, я принялась за другие интервью. Вскоре мой репортаж был склеен и аккуратно намотан на семидюймовую катушку – готовая завтрашняя программа. Оставалось лишь написать сценарий. Часы показывали пол-одиннадцатого. Я буду дома, самое лучшее, в час.

Офис будто вымер, все уже давно разошлись по домам. Здесь воцарился дух меланхолии, как в английском городке у зимнего моря. Я села за компьютер и принялась печатать. И только я подумала, как же вокруг тихо и спокойно, и поздравила себя с тем, что давно не плакала и ни разу не сорвалась в первый день на работе, несмотря на стресс, как услышала шорох газеты. Он доносился из кабинета Джека. Как странно... Кто там может быть в такое время? Я открыла дверь. Без пятнадцати одиннадцать вечера Джек сидел за своим столом и шуршал «Гардиан».

– О, Минти, привет! – сказал он.

– Хм... Привет. Что-то ты задержался.

– Да? М-м-м... у меня были... дела, – ответил он. Очень странно. – Надеюсь, в первый день тебя не очень достали, – мягко добавил он. – Спасибо, что пришла. Ты нам нужна. – И он так мило улыбнулся. Я тоже улыбнулась. Возникла маленькая пауза. Всего на мгновение. И тут Джек опустил газету и спросил: – Ты в порядке, Минти?

Знаете, когда тебе очень плохо и кто-то, кого ты любишь и уважаешь, смотрит на тебя и спрашивает, все ли в порядке, это невыносимо. К горлу мгновенно подкатил комок.

– Все хорошо, – услышала я голос Джека, из всех сил пытаясь взять себя в руки. – Можешь плакать.

Я шмыгнула носом, кивнула, тихонько всхлипнула, и внезапно по щекам покатились слезы.

– Подойди и сядь, Минти. Ничего страшного.

Я устроилась в кресле рядом с его столом, он открыл ящик и протянул мне бумажный платок.

– Думаю, ты плачешь не в последний раз. – Я кивнула. Что верно, то верно. – Можно дать тебе маленький совет? – ласково произнес он. Я опять кивнула. – Что бы ни случилось, помни старую истину: «И это пройдет».

«Нет, – с горечью подумала я. – Это никогда не пройдет». Часть моей жизни была разрушена. Меня публично унизили. Бросили. Выкинули за ненадобностью. Как мусор. Как игрушку, надоевшую куклу, никчемное существо. Меня поразило, как много слов с уничижительным значением я выучила. Доминик от меня отказался. Избавился. Покинул меня. Исчез. Растворился в тумане. И я понятия не имею, где он сейчас. И мне хочется умереть.

– Все проходит, Минти, – донесся до меня голос Джека. – Увидишь, и у тебя все пройдет.

– Нет-нет, – всхлипывала я. – Мне этого не пережить. Никогда.

– Все пройдет, Минти, – повторил Джек. – По крайней мере, здесь ты среди друзей. – И тут он всего на мгновение накрыл мою ладонь своей. – Как прошло интервью с миссис Счастливая Попка? – поинтересовался он, меняя тему.

– Ужасно! – выпалила я, вытирая глаза и пытаясь улыбнуться. – Как обычно, самовлюбленная чушь. От нее одна головная боль.

– Точно, – кивнул Джек. – Хуже занозы в заднице!

И мы расхохотались. Вдруг мне захотелось крепко обнять его и поблагодарить за то, что он такой добрый. На первый взгляд он держится отстранение иронично, но на самом деле у него очень-очень доброе сердце. И не в первый раз я поймала себя на мысли, что нахожу Джека привлекательным. Признаюсь по секрету, когда меня только взяли на радио «Лондон», я запала на Джека. Но между нами ничего не было, потому что... потому что он – мой босс. Потом он стал встречаться с Джейн, а я вскоре познакомилась с Домом. И все же Джек мне нравился. Он очень приятный человек. Но с какой стати он так засиделся?

– Джек, тебе не кажется, что уже слишком поздно?

– Что?

– Уже одиннадцать, – сообщила я, посмотрев на большие настенные часы.

– Одиннадцать? – встрепенулся он. – Да, действительно.

– Джейн не будет волноваться? – Они были женаты всего шесть месяцев.

Джек ничего не ответил. Более того, надевая пиджак, он как будто избегал встречаться со мной взглядом.

– Ты права, Минти, – тихо проговорил он. – Думаю, пора собираться. – Он взял газету, и тут я увидела, что он решал кроссворд.

– Да, – повторил он с долгим, усталым вздохом. – Пора домой! Дом, милый дом.

«Забавная штука!» – донесся из стальной клетки с куполом крик Педро.

«Действительно, – подумала я. – Забавная штука».

Я стояла на кухне и любовалась странной картиной. Все мои сияющие белизной шкафчики за одну ночь пожелтели, облепленные бумажками для заметок цвета примулы. Все до единого. Колючий ветер из распахнутого окна колыхал записки, как крошечные флажки с тибетскими молитвами. Только вот обряд изгнания злых сил вершили не монахи. «Он храпит!» – гласила одна из бумажек, а в скобках стояло уточнение: «Очень громко». «Не понимает, о чем я говорю», – объявляла другая. Ее соседка подливала масла в огонь: «Не умеет рассуждать». «Лысеет», – констатировала четвертая записка. Пятая выносила приговор: «Не умеет слушать!» «Толстеет», – издевалась шестая. «Эгоист», – красовалось на холодильнике. «Забыл про мой день рождения», – кричала полочка для специй. «Носит кошмарные галстуки», – заявляла стиральная машина. «Легко выходит из себя», – значилось на записке с холодильника. Куда бы я ни посмотрела, каждая вертикальная поверхность сообщала что-то неприятное о Чарли. Эмбер, наверное, извела не меньше пяти пачек стикеров.