Мы отрываемся от земли - Марианна Борисовна Ионова

он сочиняет, с какого бодуна… Ветеринар был Василий Адрианыч! И ничего зазорного нет… Да еще такого отца стыдиться… Чего это он вдруг?.. Нет, Василий Адрианыч был в своей работе такой человек, какие и тогда на вес золота, про сейчас я вообще молчу. А потому что, когда человек на вес золота, этого никак не скроешь. Мне раз говорит: увидишь – кошка хромает, хватай и ко мне. Суставы им вправлял. И все скоро уже знали, что я не просто так чужих кошек таскаю, а на прием к специалисту. Некоторые даже цепных псин приводили, Василий Адрианыч, помню, глаза им промывал. И что главнее всего: никаких вознаграждений не брал, ни картошкой, ни творогом, чего бы ему бабки ни совали! Такой вот доктор Айболит, да… И я этим увлекся, помогал ему по мелочи, грача подобрал подбитого, нянькался с ним… Мечтал: вырасту, выучусь на ветеринара, тоже таким Айболитом… В итоге тридцать лет автобусы водил, знаете, наверное. На пенсию вышел рано, как полагается. Не склеилось с образованием… Расхристанность какая-то подвела. Саня – вот это кремень. Я им всю жизнь горжусь. Вот мать ругает, ставит в пример Саню: без единой тройки, дневник – хоть на доску почета прибивай, а я вместо того, чтобы… как кое-что у нас, что, мол… чего ему еще в жизни, если он сиднем дома сидит? А у меня гордость! Что ходить не ходит, как относились?.. Да как относились… Все ж его знали, родителей, мать, отца… Коляску ему директриса наша в районе выбила, да, я ее катал – до школы, в школе, из школы…

Да нет. Ничего не потрясло. Я же всегда знал… Всегда за Саню был спокоен – пробьется. Видел же, какая в нем силища. С детства видел, когда коляску его толкал. Только помалкивал, чтобы не обсмеяли.

А с чего про отца сочиняет, это я ему мозги-то на место поставлю… И наезжать к отцу мог бы чаще, если уж по совести говорить… – Он засмеялся-замялся. – Вы такая, не обижайтесь, былиночка, небось пикнуть ему поперек не смеете. А нельзя только по шерсти. Строже надо держать. Мужику один грех, когда его держать некому, как меня вон…

На подлокотнике кресла в эркере сидел Посланник Божий, а я сидела на тахте в комнате, дверь была приоткрыта, но мы друг друга не видели.

Сны мне снятся только цветные. Но тут накануне приснился черно-белый не сон, а фильм, с розовато-бежевым тоном пленки. Девушка влюбляется в нового мужа своей матери. От своей любви и от чужого счастья родных людей она уезжает в другой город. Проходит несколько лет. Героиня встречает молодого человека. Он делает ей предложение, знакомит с родителями. Она влюбляется в отца своего жениха, который так похож на ее отчима, потому что отцовско-дочерний рок тяготеет над ней, пусть это и цвет-рок (так говорят они), качает-помавает нежной сиреневатой головой. И она опять исчезает. Но отец жениха едет за ней, находит ее, и последние кадры: его лицо, улыбка, они идут молча по светлой пустой улице. Кто бы, думаю, поехал за мной вернуть меня, если б я сбежала.

Все потому, что я никому не принадлежу. Я ничем не привязана. Мне кажется, меня сдует с жизни, и словно не было.

– К кому ты обращаешься? – спросил Посланник Божий.

– Он часто кричит во сне, – сказала я, – ему снится, что ноги не слушаются, молчат.

А. В. смотрит на чашку с блюдцем и фантик от конфеты.

– Воды в ведре совсем мало, завтра сходишь к колонке, и я помою.

– Загляну к Мише, – говорит А. В., и улыбка, будто он видит что-то другое, будто уже зашел.

– Отдохни с дороги.

– Нет-нет. – Он выходит в сени, я не удерживаюсь и иду за ним, и хватаю его сапог, чтобы подать ему, но продолжаю держать на уровне груди.

– Потом, когда вернешься… Расскажешь, почему Миша сказал, будто твой отец… был… ветеринаром?

Ветеринар Василий Адрианович женился на матери А. В, когда тому шел третий год. Отчим усыновил его, дал новую фамилию и новое отчество. Его родной отец, инженер-гидролог Евгений Андреевич, тогда отбывал лагерный срок, попутно участвуя уже втором за свою жизнь масштабном гидротехническом проекте, первым была Иваньковская ГЭС. И на воле, после реабилитации в 53-м, отцу удалось устроиться работать по специальности. Он даже получил квартиру в поселке для рабочих водопроводной станции, куда десять лет спустя привез Сашу и куда спустя еще десять лет тот привел Надю.

Отец родился и вырос в Москве, на Селезневке. Его сестра, тетя Оля, так и прожила в уплотненной родительской квартире. Работала машинисткой каких-то бюро. Каждое воскресенье она ходила в Пименовскую церковь, и там Саша отстоял благодарственный молебен, заказанный тетей Олей, отстоял весь, с начала и до конца. Тетя Оля и Москва – это было почти одно и то же. У тети Оли А. В. жил студентом.

Когда А. В. спросил тетю Олю, почему, выйдя из лагеря, отец не поселился с ней, та ответила, что у отца имелись на тот момент «матримониальные планы», вскоре расстроившиеся. Отец избегал говорить о десяти годах между освобождением и первой встречей, когда после смерти матери своего сына он приехал за своим сыном в бывшую деревню на бывшем острове и забрал его у отчима.

Отец был направлен на строительство Иваньковской ГЭС сразу, как получил диплом. А сразу после сдачи объекта вместе с другими инженерами был арестован. Многих расстреляли, некоторым, включая отца, дали срок. Отец вышел в 47-м. Зачем-то он поехал снова туда, в деревню Василий-остров. Чтобы увидеть – ведь толком увидеть то, что и с его помощью было возведено, так и не успел? Кто-то ждал его – мама? Она была ребенком, и в городе, не в деревне. Соседей ее сорвали с места, вырвали из земли. Но она к тому времени осиротела без вмешательства государства, жила у тетки. И в 47-м жила. Той деревни не было. Где они жили? У маминой тетки? Чем отец пробавлялся? В 49-м его арестовали опять – такая была практика: тех, кто вышел, пускать по второму кругу. Они не были расписаны, мать и отец. С двухлетним Саней на руках мать вышла за Василия Адриановича. Василия Адриановича она любила, отца – нет, во всяком случае, так считал отец.

– Словно они выполняют то, что должны: в нескольких километрах от Московского моря, как будто их вдвоем на другом месте не будет, раньше этого места не было без них, без отца, по