Помни об алиментах - Бетани Тру

– Акцент?

Лукас кивнул.

– И то, что тебе уютно со мной.

Дилани прикусила губу. Она не хотела давать ему понять, что ей с ним хорошо. Так оно и было, но это совершенно его не касается.

– И ты вовсе не глупа как пробка. Когда я в первый раз просматривал бумаги о вашем браке, я был поражен, как много ты сделала, работая в благотворительных организациях. Это впечатляет.

– Спасибо. От тебя я принимаю это как истинный комплимент.

Если это нельзя исправить при помощи лака для волос, клея для ногтей или мази от геморроя, значит, это вообще нельзя исправить.

Они проговорили больше двух часов. Говорили обо всем, от любимых цветов до того, кто выиграет «Инди-500». За это время Дилани принесла Лукасу еще два пива, ложку, чтобы он тоже мог есть мороженое, и початый пакет чипсов, которые были не очень свежими, однако никто из них этого не заметил. Дилани узнала, что отец Лукаса умер десять, а мать пять лет назад. У Лукаса был брат, которого он редко видел, обычно только по праздникам; Эйса служил в ФБР и чаще всего работал под прикрытием.

– Интересно, что вы оба выбрали работу в системе правосудия, – заметила Дилани.

– Эйса находит плохих парией, а я отправляю их за решетку.

– Но ты не очень часто разговариваешь с ним?

– Он значительно моложе меня… На пять лет… Конечно, я люблю его, но у нас не слишком много общего. Честно говоря, мне ближе Джуда, чем Эйса.

Дилани кивнула, хотя ей было странно слышать о таких отношениях с единственным родственником. Неужели он разговаривает с братом всего несколько раз в год? Она не могла такого представить. Например, сейчас огонек ее автоответчика яростно мигал, сообщал, что пленка переполнена звонками, скорее всего от Фиби или кого-то еще из ее четырех сестер.

– Вас пять сестер? – изумленно переспросил Лукас.

– Нуда. Папа все хотел мальчика. В конце концов мама твердо решила положить этому конец.

– Расскажи мне о них.

– Ты серьезно? – Дилани удивила эта просьба. За пять лет их брака Джей-Ди никогда не проявлял никакого интереса к ее семье. Даже наоборот. Он просил Дилани не распространяться в клубе о своей жизни в Биг-Стинкинг-Крик, чтобы не выставлять себя деревенщиной. Поэтому для большинства знакомых Джей-Ди она была из Абилина или Лаббока, что первое приходило в голову, до тех пор пока Джей-Ди на самом деле не купил ее родителям дом в Абилине, и тогда Дилани стала только из Абилина. Она говорила всем, что у нее одна сестра Фиби, а мама и папа – удалившиеся от дел владельцы ранчо, а вовсе не безземельные арендаторы, как это было в действительности.

Дилани была рада хотя бы раз поговорить обо всей своей семье. Фиби была самой умной. Она получила степень бакалавра, потом магистра и уже была на полпути к степени доктора, хотя ей было только двадцать шесть лет. Она была биохимиком, и Дилани считала, что когда-нибудь Фиби найдет лекарство от рака или сделает что-то еще столь же важное. В Нью-Йорке жила Брук, художница. У нее была квартира в Сохо и крупный контракт с какой-то галереей. Она занималась тем, что создавала работы из старых техасских флагов, автомобильных номерных знаков и клаксонов. Конечно, это не были красивые пейзажи и натюрморты, но сейчас она была невероятно популярна. Следующей была Тайлер, названная по имени города, в котором ее зачали. Тайлер уехала в Голливуд, чтобы стать актрисой. Сейчас она играла служанку в популярной «мыльной опере», и всего за два месяца ей удалось продвинуться от улыбок и кивков в ответ на шутки до того, чтобы давать советы по вопросам любви своему ветреному хозяину. Письма фанатов сыпались на нее дождем.

– Просто дайте ей десять лет, и она получит «Оскара», – с гордостью заявляла Дилани.

Еще две сестры оставались дома. Шестнадцатилетняя Эвелин, сокращенно Эви, была спортсменкой, получавшей высшие награды во всех видах спорта, в которых она участвовала, но плавание было тем, что должно было привести ее на Олимпийские игры.

– Только ни говори, что она тренировалась в каком-нибудь большом вонючем ручье, – пошутил Лукас.

Дилани рассмеялась. Это не было на нее похоже. Обычно она ощетинивалась, когда кто-то отпускал подобные шуточки. Но с Лукасом было иначе. Хотя они с ним выросли в совершенно разных условиях, это не мешало Дилани ощущать какое-то родство с ним.

Наконец была еще пятилетняя Эшли.

– Пятилетняя?!

– Мамина последняя уступка, папин последний шанс. Он еще раз хотел попробовать родить мальчика, – рассказала Дилани семейную шутку.

– Полагаю, Эшли еще не продемонстрировала свой талант.

Дилани кивнула.

– Но, по-моему, в ней есть понемножку от каждой из нас. Личико как у ангела, острый ум. Когда папа хочет наказать ее, она королева трагедии. Для нее расплакаться легче, чем вот это. – Дилани щелкнула пальцами. – Она все делает с удовольствием. Вот она с папой смотрит передачу по телевизору или во дворе играет в мяч. Но пройдет два часа, и вот она уже помогает маме печь печенье. Она чудесный ребенок. – Дилани подняла глаза и увидела, что Лукас пристально смотрит на нее. Опять. Каждый раз, когда она поднимала глаза, он так на нее смотрел.

– Что?

– Не могу привыкнуть к тому, что ты так красива. – Лукас взглянул на часы. Он не мог поверить, что прошло столько времени. Они проговорили всю ночь. Лукас Черч приехал домой к красивой женщине и… просто разговаривал.

– Уже поздно, – сказал он без всякой связи с предыдущим. Он не хотел, чтобы Дилани вспоминала о времени. Он не хотел уходить.

– Полагаю, тебе пора.

– Да, надо идти. Сейчас, – сказал он, но даже не попытался встать с дивана.

Дилани взяла из его руки пустую пивную бутылку.

– Ты выпил. Думаешь, тебе стоит вести машину?

Что-то в ее глазах сказало ему, какой она хочет услышать ответ.

– Ты права. Мне не следует садиться за руль. – Лукас замолчал. Он не доверял словам, которые могли вырваться у него. Когда дело касалось Дилани, его мозг становился абсолютно непредсказуемым.

– Можно вызвать такси, но было бы глупо платить дважды, а ведь утром тебе придется возвращаться сюда, чтобы забрать машину, – резонно заметила Дилани.

– Ты права. – Он понял, что, если не скажет хоть что-то, она будет говорить без конца.

– Или…

Ее «или» было двусмысленно, и Лукас не знал, что она скажет дальше.

– Ты мог бы… – она сосредоточилась на вытаскивании чего-то, видимо, ворсинки из пледа, укрывающего ее ноги, но если это и была ворсинка, то невидимая, – остаться здесь. – Дилани наконец закончила фразу.

Лукас сосредоточился на ее словах, на ее поведении, на ее лице. Она же избегала смотреть на него.