Посмертно. Нож в рукаве - Юрий Валин

— Ну вот, собственно, и все, — сказал доктор Дуллитл, любовно заглаживая гипсовую повязку.

— Да, док, — согласился молчаливый Хенк, — справились. Большая баба еще дышит, маленькая даже в обморок не хлопнулась. Крепкие девицы в вашей стране. Не приведи боги на такой жениться — каждый день будет сковородкой в кровь лупить. Как вы там живете, если такую волю бабам дали?

— Хенк шутит, — объяснил доктор. — Мы с ним видели дам и куда кровожаднее вас, мадемуазель. Взять, к примеру, уважаемую супругу вашего знакомого Квазимодо. Вот уж решительная женщина. Кстати, Хенку простительно заблуждаться, но мы ведь с вами не совсем соотечественники? Вы из Франции?

— Я из Восточной Европы, — пробормотала смертельно уставшая Даша.

— А, действительно, — славянский носик, — доктор принялся мыть в ведре руки. — Жаль, жаль, что было так мало времени поболтать…

* * *

— Когда вы оттуда вышли и я увидел выражение твоего лица, подумал, все — померла Эле, — сказал Лохматый.

— Да, наш бакенбардистый колдун такой болтун, что у меня голова кругом пошла, — устало объяснила Даша. — Но лечить он умеет.

Она и Лохматый сидели во дворике. В хлеву сонно всхрюкивал Вас-Вас. На город опускалась темнота. Костяк заявился уже под вечер. Весь этот день Даша провела у постели хозяйки. После операции прошло три дня, кризис миновал. Эле уже вполне осознанно разговаривала и жаловалась, что руку дергает и ломит. Потом хозяйка снова засыпала на полуслове.

Честно говоря, Даша и из хвастовства не могла бы сказать, что эти три дня были самыми легкими в ее посмертной жизни. Хорошо еще, что в голове странным образом задержались все многочисленные инструкции доктора. Хотя, когда Эле начала отходить от опиумно-коньячного дурмана, не много было толку от всех этих предупреждений. Ничего, справились. Правда, что там с рукой у хозяйки получилось, еще не скоро выяснится.

— Устала? — сочувственно спросил Лохматый. — Иди, поспи, я с хозяйкой посижу.

Даша хмыкнула:

— Она проснется — тебя одной рукой пришибет. Эле жутко сильная. Я только сейчас поняла. В забытьи швыряла меня через всю комнату.

— Проснется — я тебя сразу разбужу.

— Ну ладно. — Даша судорожно зевнула. — Только сразу меня поднимай.

На следующий день Эле стало лучше, и она даже пыталась встать. Правда, без особого успеха. Расспрашивала, как проходила операция. Даша старалась не сгущать краски. Хозяйка с ужасом поглядывала на громоздкую гипсовую куклу, в которую превратилась рука. Даша объясняла, для чего нужно такое неудобное чудище. Потом Эле снова заснула. Спала хозяйка много — сказывались последствия грубого наркоза и потери крови.

* * *

Вечером Даша опять сидела с Лохматым. Костяк принес половину курицы, сочных гранатов, что заказывала подруга для больной, и фляжку с пивом, прихваченную уже по собственной инициативе. Одет был гость почти по-господски, только башмаки привычные — пыльные и протертые до дыр. С приглаженными волосами парень вызывал у Даши смутное ощущение подделки — вроде притворяется приличным. С другой стороны, почти симпатично выглядит.

— А ты храбрая, — сказал Костяк.

— Ты что это мне льстить вздумал? — хмыкнула Даша.

— Ну, с Дуллитлом тогда как нахально разговаривала. Прямо взяла лекаря за жабры и не выпустила. Правда, я почти ничего не понял, о чем вы говорили.

— Что там понимать? Наглость — второе счастье.

— А, вот это я понимаю, истинная правда. Только ты обычно не слишком счастливая бываешь. А тут смелая, уверенная.

— Не ври, — пробормотала польщенная девушка. — Просто выхода не оставалось. Ты вот, когда нужно, тоже меняешься. Рубашки нормальные надеваешь.

— Нравится? — Костяк плеснул в кружки еще темного пива.

У Даши еще от первой порции слегка кружилась голова. Но нужно же чуть-чуть расслабиться. Последние дни выдались жутко тяжелыми.

— Рубашка как рубашка. — Девушка глотнула густую горьковато-сладкую жидкость. — Ты на человека стал похож.

— Я всегда так ходить не могу, — объяснил Костяк, хотя его об этом не спрашивали. — Мне работать нужно.

— Ох уж и работа у тебя, — вздохнула Даша. — Воришка несчастный.

— Может, и несчастный. Ты-то когда на рынок сходишь и приоденешься по-нормальному? Сколько можно нищету изображать? Деньги-то есть.

— Да, доктор благородство проявил, от платы отказался. Стыдно ему стало. Хоть и с опозданием.

— Ничего ему не стыдно, — ухмыльнулся Костяк. — Ему твоя хозяйка приглянулась. Он ей по правде помочь хотел.

— Ты-то откуда знаешь? Выдумываешь. Разве не я Дуллитла уговорила? — с неудовольствием пробурчала Даша.

— Ты-ты, не сомневайся. У сородича твоего времени не было. За ним и вправду следили. Я проверял. Когда ты его прижала, он рискнул задержаться. Но если руку, к примеру, мне резать нужно было бы, то вряд ли бы лекарь согласился. Что ни говори, а к красивой бабе мужчина жалости больше проявляет.

— Это Эле такая красивая? — с любопытством поинтересовалась Даша.

— А то. Все при ней. Лет десять назад она… Ну, это уже не важно.

— Очень даже важно. Значит, ты тоже ради хозяйки суетился? Донжуан костлявый. Она тебе в матери годится.

— Это не важно, — мерзко заулыбался Лохматый. — Вот то, что она меня отлупила, — это да, это меня серьезно охлаждает.

— Кобель трусливый, — пробормотала Даша, допивая пиво.

— Слушай, Даша-Аша, а у вас там целуются? — прошептал Костяк.

Даша хихикнула:

— Ты что это? Опять начинаешь? Не буду я с тобой целоваться. С чего бы это вдруг?

— Да нет, зачем целоваться, — прошептал Лохматый. — Ты меня просто научи. Я как-то совсем не умею.

— Вот еще. Пусть тебя шлюхи учат. В качестве премии за регулярные посещения.

— Скажешь тоже. Кто же со шлюхами целуется? — недоуменно дернул плечом Костяк.

— Ты что, совсем не умеешь? — удивилась Даша, пытаясь разглядеть в темноте лицо парня. — Врешь, наверное?

— Где мне учиться? На Пристанях? Или когда в чужие дома залазим?

— А ты не залазь, — заплетающимся языком посоветовала Даша. — Больше свободного времени для поцелуев будет. Ты же уже взрослый мальчик. Когда целуешься, главное правильно губы держать…

От Лохматого пахло хорошо выделанной кожей и солнцем. Кожей пах, конечно, жилет, а не парень, но Даша ориентировалась в столь мелких деталях уже не очень хорошо. Запах был приятный. От пива кружилась голова. И у губ был вкус темного пива. И совсем не нужно было Лохматому учиться целоваться. Умел… Глаза Даши закрывались. Устала… устала за долгий день. Руки у Лохматого были осторожные, вкрадчивые. Ох, скотина он наглая. Неужели не понимает?