Опасный роман - Сандра Мэй

Еще несколько минут они шли против течения, а потом лодка ткнулась в шуршащие заросли осоки. Лили забрала рюкзаки и с трудом побрела на берег. Позади нее Фергюсон и М'денга несли Раша.

Болотное ранчо и в самом деле напоминало помесь вигвама и блокгауза. Крыша была из листьев, стены — из толстых бревен. С трех сторон здание окружал частокол из заостренных кольев, окон не было, только узкие бойницы под самой крышей. По крайней мере, ночью Болотное ранчо представляло собой унылое зрелище.

— М'денга идти за лодкой. Надо уезжать дома. Красная Голова придет и узнать, что маса Раш уйти.

— Хорошо-хорошо, иди. Дон меня проводит к берегу по твоему сигналу. Дон, дружище, ты не позволишь нам с Лили перекинуться парой слов?

Фергюсон окинул Раша и Лили красноречивым взглядом и ушел в дом, не сказав ни слова. Если бы Лили не была так занята Джереми Рашем и его словами, сказанными в лодке, она бы заметила, что мистер Фергюсон явно взбешен.

Сильные красивые руки притянули девушку, обняли, взяли в кольцо. Потом Раш осторожно накрыл ладонью ее грудь и улыбнулся, почувствовав, как напрягся под тонкой тканью сосок…

— Джереми, я…

— Ч-ш-ш… Мы как любовники девятнадцатого века. За нами следят, и враг наступает, а времени нет, нет, нет… Поцелуй меня.

— Я…

Долгая пауза. Руки блуждают по телу, бесстыдно и дерзко проникают под одежду, и вот уже принц ласкает ее бедра, живот, ягодицы…

— Джерри, что ты… нельзя же здесь… как мы… как ты…

— Я не импотент, девочка моя. Я инвалид, но я мужчина. Не бойся меня… У тебя атласная кожа.

Впервые в жизни мужчина трогал ее там. Впервые в жизни ее тело принадлежало еще кому-то, кроме нее самой. Нестерпимый жар внутри выжигал кровь, превращал в прах кости, и она поддавалась резкому, языческому ритму, в котором мужчина ласкал ее. В какой-то момент наслаждение стало немыслимым, и тогда она выгнулась в его руках, сама подставляя обнаженную грудь для поцелуев, но он вдруг с силой пригнул ее к своим коленям, и тогда она, постанывая от нетерпения, стала целовать его широкую мускулистую грудь под просторной рубахой.

Он почти грубо схватил ее руку и с силой прижал ее к своему животу… нет, немного ниже… Лили вспыхнула от смущения и яростного, неприличного желания. Одновременно пришел страх.

Она ничего не умеет, она девственница, проклятая девственница, которой невдомек, чего он хочет от нее, этот прекрасный и печальный мужчина. Она дрожит и смущается, касаясь его тела сквозь одежду, — а что с ней будет, когда они окажутся в постели?

Он торопится, потому что тоже боится, сказала вдруг маленькая женщина внутри нее.

У него много лет не было женщины. С тех самых пор, как погибла его жена. Он не уверен в себе, в своей мужской силе, и потому он торопится и боится. Ты должна помочь.

Она была готова помочь, но в этот момент в доме что-то грохнуло, а кусты у берега затрещали. Лили шарахнулась от Раша, а он судорожно вцепился руками в бревно, на котором сидел. Грудь его тяжело вздымалась, лицо поблескивало от пота.

— Клянусь небом, маленькая Лили, это не конец нашего разговора. Я хочу тебя, мой рыжий ангел, так хочу, что едва ли дождусь того момента, когда ты придешь в мою спальню. И тогда — обещаю тебе — ты и не вспомнишь, что я инвалид.

Из дома вышел Дон, не глядя на Лили, подошел к Рашу и легко поднял его на руки.

Во дает, по-детски изумилась другая, прежняя Лили Норвуд. Та, которая только дружила с мальчиками и понятия не имела о горячей темной волне желания, захлестывающей все тело…

Та прежняя Лили искренне восхищалась силой Дона Фергюсона и знать не знала, какая ярость кипит в его душе в эту самую минуту.

Дело в том, что пять минут назад Дон Фергюсон очень отчетливо и обреченно понял, что не может жить без Лили Норвуд. Эта мысль его по очереди напугала, насмешила, расстроила и привела в бешенство. Он ведь прекрасно знал, о чем сейчас разговаривают эти двое на берегу реки и зачем его послали в дом, как маленького мальчика.

Он без единого слова усадил Раша в лодку, прекрасно сознавая, что сердиться на друга глупо. М'денга маячила на носу черным изваянием, и Дон устало махнул ей рукой. Раш поднял бледное лицо и тихо сказал:

— Береги ее, Змий. Умри сам, но не дай ей погибнуть. Я заклинаю тебя всем, что тебе дорого, — береги ее!

Лодка медленно заскользила прочь, и Дон Фергюсон беззвучно выругался ей вслед. Он понятия не имел, как теперь смотреть в эти изумленные зеленые глаза, как жить с Лили под одной крышей и слушать ее дыхание в ночи…

Лили лежала на тюфяке из сухой травы и вспоминала то, что происходило совсем недавно между Рашем и нею. Даже воспоминания возбуждали, и она постоянно вертелась с боку на бок.

И было что-то еще. Что-то странное, она еще хотела спросить, да отвлеклась, а потом уж было не до вопросов…

Как он ей сказал тогда, перед уходом: «Иди с Доном и жди меня. Я приду за тобой».

Какая жалость, что он не может ходить…

Дон смотрел на стремительно светлеющие щели в потолке и думал. Мыслей было много, они путались в гудящей голове и мешали спать.

От баб одни неприятности.

Конечно, сколько он может жить один? Даже любовницы у него нет.

Нельзя думать о том, что они делали на берегу. Иначе он ее сейчас задушит.

Запах мокрых птичьих перьев. Дыхание на груди. Холодный нос под мышкой. Глупость какая. От нее тиной пахло, вот и все.

Тина. Она везде. Окружает остров. Даже на штанах тина.

И на ее кроссовках тина.

И на его ботинках тина.

И на сапогах Раша…

На них не было тины. На них была глина.

Глина. Тина. Глина. Тина. Вот такая картина.

Они с М'денгой пришли со стороны реки. Метров триста от реки она его несла. По воде тоже несла, но не на вытянутых же руках!

Значит, на его сапогах должна была остаться тина.

А осталась глина.

Как будто это он нес М'денгу, а не она его…

Дон Фергюсон рывком сел на кровати.

Тысячу не тысячу, но раз пятнадцать за последние двадцать лет вот это самое озарение спасало ему жизнь.

Озарение — это как сигнальная ракета. Читать при ней нельзя, много деталей местности не разглядеть, но на один миг, на один краткий миг все становится ослепительно-белым и четким, и даже потом в мозгу остается черно-белый отпечаток увиденного. Конечно, надо уметь видеть. Надо учиться этому.

Он учился на войне. Там хорошая система зачетов. Не сдал экзамен — похоронили.

Дон Фергюсон выжил, потому что умел сосредотачиваться и вспоминать черно-белый отпечаток в мозгу.