Я тебя никому не отдам - Анастасия Франц

Меня как током прошибает. По позвоночнику пробегают мурашки. А сердце замирает. Давид целует. Нет, он ласкает мою нижнюю губу, прикусывает. С губ слетает стон, прикрываю глаза. Все мысли улетели. Вторая рука мужчина отпускает мою руку, перебирается на талию и сжимает крепко.

Давид словно пьёт меня как живительный напиток.

Давид.

Бьётся в голове и в сердце. Ноги подкашиваются, а крепкие руки держат крепче, не давая скатиться по стене вниз. Всё отодвигается на второй план. Словно в этом мире есть только мы. И я отвечаю на поцелуй. Робко, неуверенно.

Борода мужчины ласково колется. Приятно. Его запах окутывает меня. Мои пальчики пробираются в его волосы, слегка сжимая их. На поцелуй отвечаю неумело, потому как это первый мой поцелуй.

Поцелуй с Сашей не считаю. Там не было всех тех чувств, что пробираются сейчас в мою душу, окутывают меня в свой кокон, разливая тепло по венам. Мне хорошо, почти сказочно, и я льну к нему ближе, как кошка мурлычу.

Первый.

Стучит набатом в голове.

С Давидом.

С братом.

Слышу на задворках своего сознания.

— Давид, — писклявый голос почти совсем рядом врывается в мысли, и я отталкиваю резко мужчину от себя.

Давид ничего не понимает, смотрит пристально. Его взгляд затуманен желанием. Тяжело дышит, так же, как и я. Прикасаюсь к опухшим губам — они горят.

Сознание, разум возвращается на своё законное место, и я понимаю, что мы только что сделали.

— Уходи. Убирайся, Давид, — говорю.

Руки дрожат, точно так же, как и голос, в котором пробиваются хриплые нотки.

— Аля, — пытается прикоснуться, но я съёживаюсь, и он это видит.

Я его ненавижу. Он и его отец виноваты. Нам никогда не быть семьёй. Ненавижу.

— Я ненавижу тебя. Уходи, — и не дожидаясь, пока уйдёт он, вырываюсь из кольца его рук и убегаю прочь.

Не знаю, чего именно я хотела в этот момент: чтобы он догнал меня, прижав к своей сильной груди, или исчез из моей жизни навсегда.

Сердце стучит, отдавая дробью в висках, зажмуриваю глаза, лечу, не разбирая дороги, на кого-то натыкаюсь и тут же оказываюсь в кольце рук.

Первая мысль, что это Давид, но тут же улавливаю другой аромат, исходящий от человека. Не он. Припечатывают моё сердце к земле. Не он. Стучит набатом в голове. Не побежал, не догнал. Играет. Он просто играет со мной.

Хочется расплакаться, но я крепко сжимаю кулаки, сдерживаясь.

— Отвези меня домой, — только и могу, что из себя выдавить.

— Хорошо, — слышу рядом.

Прощаюсь с мамой. Крепко обнимаю и шепчу на ухо, что я за неё рада, хоть и сердце колет болью. Подхожу к Миле, говорю, что мы уезжаем, на что подруга пристально смотрит в мои глаза, ничего не понимает. Кивает и говорит, что за ней приедет Лёша, и мы с Сашей уходим.

Мы едем в тишине. Алекс смотрит на дорогу, я в окно. Желание разговаривать всякое отпало.

— Саша, что случилось? — вдруг начинает разговор мужчина.

— Ничего, — отрезаю, не желая продолжать разговор, но потом вспоминаю его поцелуй. — Что это сегодня было, Саш? — гнев поднимается внутри меня, стоит только вспомнить о его выходке. — Ты зачем меня поцеловал?

— Захотел, — вдруг припечатывает, а меня это ещё больше злит.

Поворачивает лицо в мою сторону.

— Ты мне нравишься, Саш. Я хочу быть с тобой, — вдруг заявляет, а я ошарашенно застываю.

Нет, о чём-то таком я думала, но всё же надеялась, что это не так. Да, Сашка хороший, но я ничего, совершенно ничегошеньки к нему не чувствую. И я не хочу морочить ему голову.

— Саш, ты хороший, но…

— Но ты любишь другого, да? — вдруг злится.

— Тебя это не касается, — отчеканиваю.

— Касается, — злой рык. — Ты моя, слышишь?! — вновь поворачивается ко мне, а в глазах злость, ярость.

— Следи за дорогой, — краем глаза смотрю на спидометр, где вижу цифры: двести километров в час. Сердце замирает в страхе, мёртвой хваткой я вцепляюсь в ручку двери.

Поворачиваю голову в сторону дороги в тот момент, когда слышу громкий гудок — на нас летит машина. Время и пространство вокруг становятся какими-то вязкими: всё замедляется, а мой разум фиксирует события, которые происходят одно за другим. Хочу крикнуть Саше, чтобы увернулся, но понимаю, что голос пропал, мне удаётся выдавить из себя только какой-то жалкий писк. Почему-то мне не страшно — пока не страшно, паника накроет чуть позже. А пока я просто не понимаю, почему я оказалась здесь — в этой машине, на этой дороге, рядом с этим человеком, рядом с которым быть не хочу. Слышу рядом с собой ругань, а я, кажется, не дышу. И вот теперь страх пробирается в душу, растекается по венам, захватывает всю меня. Зажмуриваю глаза и понимаю — нам не спастись. Неожиданно ко мне возвращается голос, и я истошно кричу.

Удар. И тишина.

Давид

Я смотрю на удаляющийся силуэт малышки, а в груди всё сжимается от плохого предчувствия, что с самого утра меня не покидает. Словно сегодня случится что-то плохое, ужасное, и меня самого охватывает страх.

Я смотрел на Алю и не мог отвести от неё взгляда. Какая она сегодня красивая. Маленькая, хрупкая богиня.

Когда увидел её сегодня в доме, возле лестницы — я застыл, боясь сделать хоть одно движение, проронить хоть одно слово, словно потерял голос и навыки передвижения. Я настолько был сражён её хрупкостью, но и с тем элегантной сексуальностью, где не было ни одного развратного намёка, что все слова застыли комом в горле. Я боялся спугнуть это наваждение неловким словом или жестом.

Я смотрел на неё и не видел никого во круг. Словно в этом мире мы остались одни. Тонкая красивая шея, выступающая ключица и оголённое плечо… Подался чуть вперёд, желая прикоснуться губами к плечу, осыпать поцелуями кожу, собирая мурашки. Обнять за тонкую талию, вжимая в своё тело, спрятав от всех глаз. Чтобы никто не смел её видеть такой, какой вижу сейчас я. Но резко себя оборвал.

Весь месяц, когда не видел Сашу, давался мне с трудом. Мне хотелось видеть девочку, ощущать рядом, касаться. Чудом не сорвался и не поехал к ней домой, чтобы увидеть. Не знаю, что со мной происходило — и это раздражало, что не могу все чувства взять под контроль, понять, притупить. Рядом с ней я себя не контролирую. Словно сумасшедший. Дикий зверь, который хочет забрать себе свою добычу и никому не отдавать.

И я готов был сегодня с цепи сорваться, переломать пальцы и оторвать башку этому покойнику, когда этот молокосос прикоснулся, посмел поцеловать Алю. Руки сжались в кулаки, а из горла вылетел грозный рык. Только титаническим усилием мне удалось не сорваться, сдержаться и не набить этому подонку морду.