Мутные воды - Алёна Дмитриевна

— Я хочу все просто отмотать назад!

И разревелась. Клим помог ей перелечь и уложил под одеяло, где она снова свернулась клубочком. Подумал, лег поверх одеяла и обнял, не встретив сопротивления. Потом до поздней ночи лежал рядом и гладил Женю по спине. Ему показалось, это ее успокаивает.

А на следующее утро, после еще одного разговора, Женя согласилась оставить ребенка.

Глава 6

О переправе через реку Климу удалось договориться быстро. Он отсчитал затребованную сумму, не задумываясь: сейчас он был готов отдать любые деньги, и куда больше его волновало, согласится ли местный шаман ему помочь.

Незаходящее якутское полярное солнце на воде обожгло руки, шею и лицо. Этого Клим тоже не заметил. Он смотрел, как моторная лодка разрезает воду, и пытался подобрать правильные слова для предстоящего разговора. Но в голову лезло совсем другое.

Семнадцать лет назад, прося Женю не прерывать беременность, он думал только о ребенке. Предложенный им вариант казался ему идеальным. Но чем он в итоге обернулся для Жени? А ведь, по правде говоря, тогда он был уверен, что рано или поздно материнский инстинкт проснется в ней: когда беременность станет заметной, когда ребенок в первый раз пошевелится, когда возьмет на руки, когда приложит к груди… Но шло время, шли годы, а Женя сохраняла по отношению к их сыну холодную отчужденность, не пыталась наладить с ним контакт и между Максимом и работой всегда выбирала работу. Будто боялась, что сын не даст ей идти вперед. Но она никогда ни на что не жаловалась. Они жили как жили, как привыкли жить, и Клима все устраивало. Ему казалось, что они нашли баланс, и всех вокруг все устраивает так же, как и его. Казалось ему так ровно до последнего отъезда Жени, когда Максим неожиданно закатил им скандал. Успокоившись, Клим списал все на переходный возраст: гормоны шкалят, во всем, конечно же, виноваты родители. По его мнению Максим действительно не понимал, что говорит, просто хотел задеть, и не стоило обращать на это особого внимания. Он, конечно, с сыном потом еще раз побеседовал, предложил вернуться к этой теме позже, когда Макс сам пройдет эту жизнь безо всяких ошибок, велел извиниться перед матерью и на том успокоился, но Женя, видимо, восприняла всю эту историю куда хуже. Ее хаотичные записи в блокноте, отказ от еды и то, что она открылась перед чужим человеком. Быть может, Александр Евгеньевич в какой-то момент напомнил ей ее отца, и все же…

Почему за все эти годы Женя ни разу не пришла к нему? Если ее действительно так волновала ситуация с Максом? Если ей было не все равно? Они бы что-нибудь придумали. Или он переоценил степень их доверия друг к другу? Сам Клим, не задумываясь, мог рассказать ей обо всем, что тревожило, и делал это периодически, если чувствовал, что в одиночку уже не справляется. И Женя ни разу не отказала ему в поддержке. А сама, выходит, все это время молчала. Копила. И, судя по всему, в итоге не справилась.

А ведь он обещал о ней заботиться. Так где он не доследил? И была ли в этом действительно его вина?

Когда-то давно Клим пришел к мнению, что подобные рассуждения и измышления приносят лишь вред и не заключают в себе никакой пользы. За его спиной тоже были вещи, которые он не мог себе простить: уродство брата, пара серьезных нераскрытых дел, человек, который невинно просидел у него в подозреваемых полгода… Однако практика показывала, что постоянный возврат к прошлому ведет лишь к новым ошибкам. Если прошлое не отпускает, то и в будущем будет только оно.

Но вот сейчас, на середине медленной величественной реки, когда вокруг была только вода и некуда было бежать и не на что было отвлечься, и так или иначе все заставляло замедлиться, остановиться, заглянуть в себя, прошлое захватило его целиком. Вспомнилось, как на втором месяце Жениной беременности, перед тем, как она пошла вставать на учет, он купил обручальные кольца и принес их ей.

— У нас будет ребенок, — сказал он. — Я подумал, что так правильно. Мы могли бы попробовать стать семьей по-настоящему. Что скажешь?

Женя молча протянула руку и взяла маленькое колечко в ладонь.

— И что от меня потребуется? — спросила она.

Она вообще в течение первого триместра была отстраненной и видимо потому очень покладистой. Клима это пугало.

— Ничего, — ответил он. — Все будет, как прежде.

— Тогда зачем что-то менять?

Кольцо она тогда надевать не стала, но и ему не вернула. На первый прием к врачу они ходили вместе, и Женя надела его, прежде чем зайти в кабинет.

Клим думал, что девять месяцев пройдут быстро, но отчего-то они тянулись бесконечно. И страшно подумать, каким долгим этот срок показался Жене. В начале второго триместра она рассказала о своей беременности отцу. Он обрадовался невероятно. Климу тогда показалось, что Женю это подбодрило. Так ли это было? Или она всего лишь почувствовала себя еще больше обязанной?

На последних месяцах у нее страшно болели кости таза, но она почти до самых родов продолжала ходить на работу. Клим увозил ее и забирал, потому что передвигалась она с трудом. Они нашли очень хорошего врача, договорились о дате операции. В больницу Женя ложилась с таким видом, будто шла на смерть. И тем не менее не сказала ни одного слова в упрек. После той ночи, что она прорыдала чуть ли не до утра, решаясь оставить ребенка, она больше ни разу ни заговорила о том, что ей страшно. Но прошло шестнадцать лет, а Клим помнил, как ее спина скрылась за дверью приемника и как за секунду до она оглянулась на него. По позвоночнику прошел мороз. Он вышел на улицу. Было начало лета, все зеленело и цвело, и так ярко светило солнце. И он вдруг отчетливо осознал, насколько Жене должно сейчас быть одиноко и страшно. Но задавил в себе это. Через это просто нужно пройти. Все будет хорошо…

Женю он забирал через неделю. Она вышла, не улыбаясь, неся сумку с вещами, а впереди нее гордо вышагивала медсестра. Медсестра несла Максима. Она отдала его ему. И с того момента, как Клим