Начало пути - Павел Барчук

все подстроил. Посадил меня на поводок. Ну…хорошо…

Я вздохнул, ругая себя всякими матерными словами. Затем еще буквально секунду бестолково смотрел вперед, в темноту, а потом закрыл глаза и «включил» телепатию. Очень не люблю это состояние. В башке — словно рой пчел гудит. Только именно эти пчелы говорят словами, громко и зачастую абсолютную чушь. К счастью, здесь, в порту, нет такого количества людей, чтоб взорвать мою голову своими дебильными мыслями.

— Или вообще никого нет…– Сказал я задумчиво вслух.

При этом машинально склонил голову к плечу, дабы лучше улавливать нужную мне информацию. Глаз не открывал. Так проще сосредоточиться. Но прикол в том, что не было ни черта. Вообще. Ни единой, даже отдаленной, даже приглушённой мыслишки.

Вокруг стояла тишина. Тишина — в плане мыслей. Любых. Поблизости однозначно никто ни о чем не думал. Зато где-то совсем рядом шуршали крысы. Это я, конечно, и без способностей слышал.

— Тааак…– Открыл глаза. Снова уставился в темноту.

Либо парень дальше, чем я могу почувствовать, либо он сознательно ни о чем не думает. Первый вариант — более вероятен. Второй — был бы возможен в случае наличия телепатии у пацана. Тогда, да. Тогда он мог бы «закрыться». В любом другом варианте — нет. А у псионика, если опять же отталкиваться от слов Ликвидатора, психометаболизм. То есть, тело он может изменить, свое или чужое, а вот сознание — нет. Значит, от своих собственных мыслей ему деться некуда.

Мы с Настей пробовали нечто подобное. Мне было интересно, может ли человек полностью выкинуть из головы всё. Вообще всё. Оставить там вакуум и пустоту. Оказалось, нет. Девчонка усердно ни о чем не думала, но при этом мурлыкала в голове какой-то мотив. Отвлекалась таким образом. Если не мурлыкала, то подвывала, если не подвывала, то мычала, если не мычала, то материла меня за такие эксперименты. В общем, не способен человек отключать мозг. Кстати, даже во сне не способен. Поэтому, хоть что-то, но я должен услышать.

Двинулся медленно вперед, тщательно сканируя пространство. Сильно мешали открытые глаза, но бродить с закрытыми, ночью, да еще в таком месте — нет уж. Убьюсь к чертовой матери о какую-нибудь хрень, вот будет совсем умора…

Неожиданно меня пронзил страх. Сильный, панический, напоминающий истерику. И точнее не мой. Потому что я в данный момент ничего не боялся. Я был очень зол.

— Вот как значит… — Снова закрыл глаза, пытаясь погрузиться в эту эмоцию.

Реально страх. Липкий, как потные ладони, испачканные паутиной. Мерзко, противно и хочется сбежать куда-нибудь подальше…

— А ты и правда не дурак…Нашел способ прятать мысли, но насчет эмоций не подумал…

Ответить, естественно, было некому. Впрочем, я в этом не нуждался. Говорил сам с собой. Мне бояться некого, прятаться не нужно. Я не особист. Пацану нет резона меня убивать. Да и не факт, что смог бы. Очевидно, вместо сознания и четко сформулированных размышлений, я ухитрился поймать эмоциональный фон псионика, загнанного в угол.

— Ну, ладно…

Снова пошел вперед, но уже целенаправленно. Ориентировался на эмоции, которые с каждым моим шагом становились все более яркими. При этом — по-прежнему ни единой мысли. Даже интересно, как он это сделал…

— Очень странно…

Я остановился, когда страх стал максимально «громким». Покрутил головой — пусто.

Быть этого не может. Я точно пришел в нужное место. Такое чувство, будто нахожусь в эпицентре взрыва. Или рядом с огнем, от которого расходится в разные стороны тепло. Однако, на пятаке, где я замер, не было ни души. Почти ни души…

— Офигеть…

Я опустился вниз, на корточки, с интересом рассматривая крысу, которая оказывается сидела рядом с моей ногой. Просто в первую секунду не заметил ее. Не смотрел на землю. Я ведь искал человека. А центром эмоций была эта крыса, которая, между прочим, выглядела напуганной. Серьёзно. Крыса. Грызун. Она не должна испытывать ничего подобного. По крайней мере, такого слишком человеческого страха…

— Это как? Как такое возможно…

Я был настолько изумлен, что полностью сосредоточился на животном, которое буквально колотило от ужаса. И возможно, это могло стать последним удивлением в моей жизни. По причине внезапного окончания этой самой жизни…

Не знаю, что сыграло ключевую роль в тот момент. Наверное, именно та самая обострившаяся интуиция, эмпатия, шестое чувство, о которых говорил Романовский. Не знаю…

Я вдруг в одну секунду понял, сейчас произойдёт нечто опасное. Раздумывать и размышлять не стал. Среагировал исключительно на инстинктах. Честно говоря, даже сам не понял, как я это сделал.

Ощущение опасности пришло из-за спины. Оно накатило, словно волна. Не знаю, конечно, как накатывают морские волны, не приходилось испытывать на себе, но уверен, это — самое подходящее сравнение. Вот туда, за спину, я и швырнул контейнер. Конечно, не самый большой из имеющихся рядом, но тем не менее, значительно больше, а главное, тяжелее меня самого. Я не оборачивался, не искал взглядом, откуда сейчас прилетит удар. А мое чувство приближающейся опасности именно таким и было. Я точно понял, будет удар.

В итоге, еще сидя перед крысой на корточках, даже не дернув башкой хоть в какую-то сторону, я применил телекинез, совершенно не планируя это. Легко. Будто швыряться тяжеленными предметами — вполне привычное для меня дело. Развлекаюсь, так сказать, ежедневно.

Даже на контейнер не посмотрел. Честное слово. Я просто изначально запомнил, что он там есть. Видел, прежде, чем сосредоточиться на чертовой крысе. И чисто по памяти выбрал его в качестве снаряда. Охренеть можно… Такого раньше не бывало никогда.

Контейнер, брошенный мной, с противным грохотом и скрежетом металла о металл столкнулся с какой-то немаленькой хреновиной. Скорее всего, это была деталь от корабля. Здесь, в доках, подобного добра полно. По крайней мере, затылком я определил штуку, летевшую в мою сторону, именно так.

— Охренел⁈ — Я вскочил на ноги и развернулся лицом туда, откуда меня пытались убить. Очевидно, эта фиговина не сама отправилась в произвольный полет.

На здоровом контейнере, который в несколько раз был больше, чем тот, который швырнул я, стоял пацан. На вид ему было лет пятнадцать, да. Как и говорил Романовский. Кроме одной небольшой детали. Его тело…Оно выглядело гораздо больше, гораздо солиднее, чем должно. Словно подросток очень долго и очень усиленно качал мышцы. Но даже при этом мышцы были слишком «взрослыми». Поэтому пацан вызывал ощущение какого-то диссонанса.

А вот лицо у него оказалось совершенно детским. А еще — очень удивлённым. Наверное, в темноте я бы не мог разглядеть эту обалдевшую физиономию с круглыми глазами, но пацан держал в руке световую шашку.

— Ты псионик! — Крикнул он мне. Голос у него звучал даже как-то обиженно. Словно ему обещали одного гостя, а пришел совсем другой, и не факт, что долгожданный.

— А ты — псих! Во-первых, какого черта швыряешься железками? Ничего, что ты мог ей размозжить мне затылок. Хотя нет. Просто снес бы мою башку к хренам собачьим. Какой затылок? О чем я говорю вообще? Это, блин, считай половина катера какого-то. От меня мокрого места не осталось бы. Идиот, блин! Совсем, что ли, больной?

— Я думал, ты — особист. — Пацан подошел к краю верхней площадки контейнера, а потом сиганул вниз.

Приземлился мягко, как кот. Хотя высота, на минуточку, метров десять. Не меньше. Видимо, изменил структуру тела. Значит, и мышцы у него не спроста такие странные.

Он в два прыжка подскочил ко мне, схватил за руку и потянул в сторону, кидая сумбурные, отрывистые фразы.

— Надо уходить! Облава! Облава тут! Они вычислили меня! Уроды! Блин, я даже не знаю, как. Все просчитал! Все! Давно прячусь в доках. Устроил тут себе идеальное жилище. Тренировался. Готовился. Думал, дотяну до совершеннолетия и все, ищи-свищи Федю.

— Погоди…– Я выдернул свою конечность, остановился, а потом осторожно потрогал бицепсы пацана. Он из-за моей заминки тоже замер рядом.

Мышцы были неестественно твёрдые. Будто каменные.

— Ты их что, сейчас нарастил? — Спросил я парня.

Просто сам до такого уровня изменений никогда не доходил. И мне кажется, это совсем не просто. Все понимаю, но массу… Массу как нагнал? Это, наверное, адская боль…

— Ну, да. Когда эти твари меня загнали в угол, понял, надо что-то делать, иначе все, смерть. До этого год тренировался менять свое тело. По чуть-чуть сначала. Потом —