Премьера убийства - Найо Марш

Но зато после ухода Адама скандал разгорелся с новой силой. Бен, уже не контролируя себя, стал кидаться на Перри Персифаля (насчет его дерьмовой техники исполнения), на Резерфорда (по поводу его дерьмовой пьесы), на свою племянницу (по поводу ее дерьмовой мягкосердечности и податливости) и, наконец, неожиданно, на Дорси (из-за того, что тот вступился за Гаю).

На это Перри Персифаль отреагировал неуместными нападками на доктора Резерфорда и его пьесу, которые удивили всех, включая и самого Перри. А племянница Бена, естественно, закатила добротную истерику по всем правилам женского искусства, которую, впрочем, самым грубым образом пресек Резерфорд…

В общем, вечеринки, как обычно накануне премьеры, не получилось. Дорси проявил свои доселе никому не известные рыцарские качества и вызвался проводить Гаю Гейнсфорд до дому. Персифаль выбежал просто в ярости, сопровождаемый язвительными замечаниями Резерфорда, отчасти позаимствованными у Шекспира… Бен с Резерфордом, оставшись один на один, ссорились до хрипоты, затем устали и вместе взяли такси — по домам…

Наутро Бен сказал Элен, что выбит из колеи.

Господи, подумала мисс Гамильтон в отчаянии, хоть бы он не пришел сегодня домой…

И в эту самую минуту по лестнице загрохотали неровные шаги Бена. Элен надеялась, что муж сразу пройдет к себе и рухнет на кровать, но шаги задержались в холле, и после странного звука, который мог быть и стуком в дверь, Бен ввалился к ней в спальню. Вместе с ним ввалился густой запах бренди. Боже мой, вот уже год каждый день происходит одно и то же…

Бен на нетвердых ногах подошел к самой кровати и присел на корточки. Элен стало страшновато.

— Привет. — Бен икнул.

— Да, Бен… Что случилось? Я отдыхаю.

— Я подумал, что тебе может быть интересно. Джон больше не станет цепляться к Гае.

— Это прекрасно.

— Я его утихомирил. Я понял, как на него надавить.

— Выходит, он все же не так плох — наш старик?..

— Он получил известия из-за рубежа. Отзывы, так сказать. Насчет его пьесы.

— А перевели правильно?

— Нормально! — Он улыбался злой, неприятной улыбкой. — А ты неплохо выглядишь, птичка.

— Я отдыхаю. Почему бы и тебе не отдохнуть?

Беи пробормотал что-то сквозь зубы…

— Что? Что ты говоришь? — Элен привстала на постели.

— Я сказал, жаль, что Адам не появился у тебя сегодня чуть пораньше. То-то была бы потеха. Я сегодня в ударе. Все получается.

Сердце у Элен подпрыгнуло.

— Бен, пожалуйста, не надо, — попросила она.

— Тут вот еще что… Неужели вы оба настолько обалдели?! Я же все вижу насквозь! Я человек интеллигентный, но просто зверею, когда мои мозги так недооценивают! Я насчет этой девочки. Неужели ты не помнишь наших гастролей в Новой Зеландии двадцать лет назад?

— Что за чушь! — воскликнула Элен, но горло у нее перехватило.

— Ах, извини! Ну, вы с Адамом проясните это сегодня ночью. А теперь моя очередь.

— Бен, ради Бога!

— Чего ты так перепугалась? Муж я тебе или не муж? Я ведь такой покладистый, смирный, согласен даже на дневную смену… Я ведь не требую льготного вечернего времени…

Бен залез на кровать.

Какое-то время Элен пыталась убедить себя, что все это просто приснилось ей в кошмарном сне. Но Бен лег к ней наяву. Натурально — лег и стал елозить на ней… Она не могла даже закричать. Что толку?

* * *

Телефон у постели Адама Пула зазвонил в половине пятого дня. Адам поздно лег после обеда и только-только заснул. Он не сразу понял, о чем ему кричат в трубку. Но сразу узнал голос.

— Что такое? — пробурчал он недовольно. — Элли, что случилось? Я тебя не слышу!

Элен Гамильтон взяла себя в руки и стала говорить более спокойно и разборчиво. Адам наконец понял…

* * *

К шести часам вечера актеры стали подтягиваться к театру. До того все они взбадривали себя кто как мог — кто просто чаем или кофе, кто сигарами, а кто аспирином или алкоголем… Это было время «ноль» для любого актера, последние часы перед премьерой — когда нет уже ни сил, ни любви к театру, ни мыслей в голове, а нервы натянуты как струны. Гримеры и костюмеры уже собрались, между ними сновал беспокойный Джейко. Доктор Резерфорд, затянутый в вечерний костюм с бабочкой (и то и другое, впрочем, было куплено еще в то время, когда юный и худенький Джонни только-только перестал посещать студенческую столовую), явился в контору театра и устроил там такое, что всех замутило. Так что Боб Грантли стал умолять его уйти от греха подальше…

В двадцать минут седьмого к театру со стороны Карпет-стрит подкатило такси с Гаей Гейнсфорд и Дорси. Дорси сидел величаво, чуть повернув голову в сторону своей прелестной спутницы.

— Ах, так мило с вашей стороны, что вы заехали за мной, мистер Дорси! — нервно заверещала Гая, искоса поглядывая на шофера.

Дорси, благородно отведя взгляд, легонько сжал ее руку:

— Я сам ужасно нервничаю перед премьерой.

— Неужели? Впрочем, мне всегда казалось, что настоящие артисты страшно переживают…

— Ах, молодость, молодость… — добро улыбнулся Дорси и ностальгически закатил глаза.

— А в этот раз для меня вообще все складывается ужасно! — вздохнула Гая.

— Бедная малышка…

Гая придвинулась к Дорси и положила голову на его плечо.

— Милый… — прошептала она. — Я его так боюсь…

Дорси, пугливо глянув в зеркальце над головой шофера, артистически изящно обвил ее плечи рукой.

— Я не позволю обидеть тебя! — заявил он с благородной дрожью в голосе. — Автор он или не автор, но если он посмеет бросить в тебя камень…

— Да нет, — поморщилась Гая. — Я не о Резерфорде. То есть доктор со своей стороны терзает меня, но на самом деле вовсе не из-за него я оказалась в таком плачевном положении.

— Да? А из-за кого же?

— Из-за дяди Бена! — простонала мисс Гейнсфорд. Дорси удивленно наклонил голову в ее сторону, и Гая добавила: — Джей, я просто ужасно боюсь дядю Бена…

* * *

Перри Персифаль обожал приезжать в театр, когда перед кассами уже стояли очереди за последними билетами, а в фойе клубилась публика. Можно было гордо протискиваться сквозь толпу, аккуратно приподнимая шляпу: «Извините, мадам… Пардон… Спасибо…» — а за спиной у тебя начинается легкий шепоток — узнали! Твое имя звучит то там то сям… Нет, такие упражнения были просто необходимы Персифалю для поддержания самооценки на должном уровне.

На сей раз привычный стимулятор не сработал. Перри слишком сильно был озабочен своей игрой и своим положением в театре.