Престидижитатор Сталина - Квинтус Номен

достоверно вы представляли из себя мужика. Но гораздо интереснее мне было наблюдать как вы, работы черной не чураясь, своими руками не просто восстановили родовое поместье, но и столь значительно семейное богатство приумножили. А еще хотелось мне увидеть, сколь скоро надоест вам мужика из себя играть — но вы так вжились в изображаемую вами роль, что по прошествии некоего времени мне просто неудобно стало вам в развлечении вашем препятствовать…»

Ну не скотина ли? Я думаю, что все помещики в губернии, с которыми я дела имел, были в курсе развлечения отставного поручика и, заключая со мной разные сделки, вслед мне хихикали… Но нет, все же не скотина. Наверное он и на самом деле думал, что я развлекаюсь таким манером — ведь все бумаги, позволявшие мне делать практически всё, что хочется, он очень быстро готовил. И даже когда я попросил сразу восемь «свидетельств», он и спрашивать не стал зачем мне это нужно, а просто с кем-то там в Одоеве договорился и бумажки эти сам мне привез…

Вот интересно, со мной он разговаривал всегда на «ты», а в письме он исключительно на «вы» ко мне обращался. Наверное, это особенности нынешнего этикета, мне неведомые и вряд ли доступные. Но тогда и моя многолетняя «игра в мужика» в глазах «общества» будет мне служить неким прощением в случае несоблюдения какого-то из правил нынешнего этикета. Ну, не знаю. Знаю одно: памятник я поручику поставлю такой, что и генералу было бы не обидно иметь.

Впрочем, все это лирика. Официальный статус дворянина дает мне некоторые дополнительные возможности. Очень приятные, но еще больше этих возможностей дает мне то, что я уже натворил под крылышком отставного поручика. Конечно, доход в тысячу рублей здесь и сейчас даже особо большим назвать сложно — но это все же чистый доход после вычета всех расходов. И если его тратить не сразу, то может набежать довольно приличная сумма, ведь эту тысячу я получал за день, а миллион получится меньше чем за три года. Но с другой стороны мне сейчас каждый взрослый крестьянин любого пола приносит в год по сотне — то есть полностью себя окупает даже если его не на Псковщине покупать, а здесь и вместе с поместьем. То есть через год мои доходы — если их правильно тратить — удвоятся, через два года — учетверятся. А через шестьдесят четыре года денег у меня будет больше, чем атомов во Вселенной! Интересные, однако перспективы открываются…

Очередное лирическое отступление

В котором Герой рассуждает о сияющих перспективах и о том, как не просрать все полимеры.

Отставной поручик в своем завещании указал еще один мелкий пункт, на который я внимания вообще поначалу не обратил. То есть я прочитал его, но счел слишком незначительным: Александр Григорьевич отпустил на волю всех своих детишек, их матерей и нынешние семьи упомянутых крестьянок, причем всех отпущенных записал в «мещане Одоевского уезда». Ну, позаботился мужик о своих подругах — молодец. Однако чуть позже до меня дошло, что в поместье Свиньино крепостных крестьян осталось ровно два человека: дед Михей и его жена, старая Марфа, которая занимала должность «ключницы» у покойного поручика.

По факту положение этих «мещан» не изменилось, все как в деревушке жили, так и продолжили жить — просто потому что больше жить им было негде, да и делать они, по большому счету, ничего, кроме привычной работы в полях, хлевах и огородах, не умели. Для меня же проблемой — хотя и мелкой — было теперь то, что юридически я за этих крестьян никакой ответственности больше не нес, а сами они эту самую ответственность нести не умели. Просто не знали, как это делается, и обучить их было некому. Я в какой-то степени чувствовал за них ответственность моральную, только вот точно не мог их научить жить в новом статусе — потому что и сам не знал что они теперь делать обязаны и на что имеют право. Поэтому, собрав всех «вольных мещан», я предложил им «пока жить как прежде», а там что-нибудь, да придумаем, и народ согласился.

Но это было мелочью, в Свиньино вместе с грудными младенцами и убеленных… нет, убеленных не было, младенцев было много, так вот всех вместе насчитывалось чуть больше восьмидесяти человек. А с Псковщины приехало уже четыре с половиной тысячи человеко-рыл, и возник вопрос: а что с ними делать? В смысле, для получения от них максимальной выгоды. Нет, я заранее всё продумал, вот только выяснилось, что продумал я далеко не всё. Поселить в домах тысячу семей — дело не очень дорогое (если заставить их самим себе дома строить), но возникает вопрос: а где? Все мои поместья — это примерно сто тридцать тысяч десятин, из которых «пахотными землями», то есть пригодными для любых посевов, было процентов десять. На самом деле больше, но вся земля была давно выпахана, истощена — так что половина хоть как-то пригодных для сельского хозяйства земель всегда стояла под залежью (то есть лет на пять минимум выбывала из оборота), а половина оставшейся — под парами. А при нынешней урожайности на прокорм человека (причем любого пола и возраста) требовалась десятина посевов. А если иметь в виду и использование в рационах хоть какого-нибудь мяса, то уже минимум две десятины. До закупок на Псковщине у меня уже собралось около тысячи семей, прокорму подлежащих, так что из примерно двенадцати тысяч десятин земли восемь можно вычитать. А еще четыре тысячи можно вычитать потому что там подсолнух растет…

А еще ведь следует учитывать и такую «мелочь», что одна лошадка, без которой поля не вспахать, за сезон потребляет тридцать два центнера хотя бы овса — то есть урожай с двух десятин в хороший год. У меня уже было больше трех сотен лошадей, так я еще тысячу прикупил… Даже если я половину лошадок продам — ну хотя бы на мясо — то земли на всё не хватит даже если все залежи распахать. То есть хватит если пахать новыми плугами на глубину в четыре вершка да еще в поля удобрений натаскать откуда-то, причем плуги (стальные литые) у меня уже имелись в количествах вполне достаточных — но такой плуг даже по уже распаханному ранее полю мог тащить лишь першерон или две обычных савраски, а уж после вырубки кустов и деревцев на залежи его и четверка першеронов хрен протащит