Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский

— Э-э-э, Вася, если б мы только час назад выехали, тебе пришлось бы серьезно поломать голову как сойти живым с этого помоста.

— У меня был недурной план, — сказал Медведев, — Я как раз начал рассказывать о нем Филиппу, когда…

— Я не на секунду не сомневаюсь, — перебил его Леваш, — что ты выбрался бы и сам, но кто-то же должен наказать этих негодяев за их неслыханную дерзость, и сделаю это я. Семаш, — обратился он к одному из своих спутников, — вели вкопать три кола прямо вон там, напротив столов, где мы будем обедать, да прикажи как следует смазать их свиным жиром, и мы посмотрим какую песенку споют нам сидя на них эти вот князья.

— Подожди, — сказал Медведев, — из тех троих, что здесь были, — он указал на кресла, — один ни в чем не виноват. Впрочем, ты, возможно, его даже помнишь — это тот парень, которого мы захватили в прошлом году, во время набега на дом Филиппа…

— А-а-а! — воскликнул Леваш, — То-то мне его лицо показалось знакомым — Он из Мосальских что ли? Да ведь я еще в том году был у них в гостях вместе с купцом Маниным… А как он тут оказался?

— Я слышал, он говорил, будто проезжал мимо и узнал о готовящейся казни. Он хотел отговорить от нее Воротынских, и я думаю, он помог бы нам…

— Семаш, — позвал своего слугу Копыто, — выпусти на свободу молодого князя Мосальского, а Воротынским дай священника, и пусть молятся — скажи через час их ждет нелегкая смерть!

Медведев хотел что-то сказать, но Леваш не позволил ему.

— Все остальное потом, Василий! — тоном, не допускающим возражения, сказал он. — А сейчас вы с Филиппом идете прямо в княжеский дом, и пусть только попробуют княжеские слуги не помыть, не причесать и не одеть вас как подобает! А насчет их хозяев не беспокойся — без вас не начнем.

Медведев махнул рукой и, обняв Филиппа за плечо, направился вместе с ним к дому. По дороге они поздоровались с Зайцевыми и Аристотелевым.

— А ты-то откуда здесь? — удивился Медведев. — Мне говорили, будто Семен с Дмитрием перевезли вас с Ольгой на ту сторону Угры, едва ли не раздетыми?

— Но он оказался парень не промах, — ответил за Андрона Зайцев, — он тут же нашел коня и через три часа уже был у нас, но это еще не все. Он оказался великолепным специалистом по инженерному делу: мы прибыли под Воротынск еще ночью, и под утро Андрон мастерски подложил под стены их частокола четыре бочки пороха. Это обеспечило нам внезапность и молниеносность нашего появления.

— Хорошенькое дело, — воскликнул Филипп, — а если б мы ночью убежали, как собирались.

Макар Зайцев улыбнулся:

— Никуда бы вы не убежали — Леваш обставил весь городок вокруг — мышь не проскочит.

Казалось, темная тень пробежала по лицу Филиппа. Он вспомнил вдруг Сарай-Берке и то, как они когда-то подбирались к этому городу, которого теперь уже не существует.

— И что? — спросил Филипп. — Всех входящих и выходящих..?

— Я сначала был против, — вздохнул Зайцев, — но потом понял, что Леваш прав: не должно было остаться никого, кто мог бы предупредить Воротынских. Мы ведь знали, что вас повезут на плаху. Неизвестно было, какой приказ получили ваши охранники. Перерезать горло связанным людям ничего не стоит… Нет, Леваш был прав. У него все-таки огромный опыт. С того момента как взорвалась первая бочка с порохом и до того как мы появились на площади прошли считанным мгновения.

— Ладно, Филипп, — сказал Медведев, — пойдем и вправду приведем себя в порядок…

… Через два часа порядок в городке Воротынске был полностью восстановлен.

Разумеется, тот порядок, который посчитал нужным навести в захваченном поселении Леваш Копыто: следы крови смыты, убитые убраны, оставшиеся в живых воины посажены под замок, часть перепуганных горожан, отправлена на кладбище хоронить покойников, другая часть (тоже под охраной) собрана на площади для того, зачем она сюда и пришла вначале — посмотреть на казнь, только теперь — на другую.

В центре помоста, на котором недавно стояла плаха с топором, теперь высились два прочных заостренных кола густо смазанных стекающим по ним свиным жиром — народу объявили, что через час на эти колы будут посажены князья Семен и Дмитрий Воротынские.

Несчастные горожане, сбившиеся кучкой на площади, уже не переговаривались, парни не приставали весело к девушкам, а те не хихикали и не лузгали семечек, как это было в ожидании той, первой казни.

Женщины плакали, мужчины угрюмо молчали. Но не только потому, что им было жаль своих князей — их страшило собственное будущее.

Они прекрасно понимали, что казнь, затеянная братьями, была беззаконием и произволом, и что теперь, когда московиты захватили столицу маленького и слабого Воротынского княжества, всего-то и состоявшего из десятка деревень, — а значит фактически все княжество — победители имеют полное право на месть, что было вполне естественным по представлениям того времени; более того — княжество со смертью молодых князей, скорее всего, вообще перестанет существовать и, по-видимому, тут установится власть Москвы. А коль так случится, новая власть вряд ли хорошо отнесется к тем, кто раньше не только служил Воротынским, но и готов был закрыть глаза на убийство двух московитов, один из которых, как разнеслось шепотом по толпе — был ни больше не меньше, как приближенным самого Великого московского князя…

Василий Медведев и Филипп Бартенев, умытые, причесанные, в одежде, тщательно приведенной в порядок трясущимися от страха руками слуг молодых князей Воротынских, вышли на площадь, где перед помостом уже был накрыт ломящийся под тяжестью блюд стол, за которым восседал Леваш со своими друзьями.

Они двинулись к столу и вдруг, по дороге, Филипп вздохнул и перекрестился.

Василий сразу понял, что это значило.

Должно быть, они одновременно вспомнили, как семь лет назад, однажды ночью уже видели подобное застолье.

Тогда Леваш, старый друг отца Филиппа Алексея Бартенева, сообщил им, что Ян Кожух Кроткий, похитив Настеньку Картымазову, скрылся вместе с ней в неизвестном направлении. Воспоминание о несчастной Настеньке, а следом за тем и об ее ужасной смерти всегда причиняло Филиппу огромную боль, хотя прошло уже шесть лет со времени ее гибели, а рядом с Филиппом постоянно находилась тихая маленькая крещеная татарочка Дарья. Но Анница, от которой брат с детства никогда ничего не скрывал, говорила Василию, что, несмотря на упорные слухи и нежную привязанность к своей утренней звезде, как называл татарочку Филипп, он по-прежнему верен покойной супруге, которую так любил…

— О! Совсем другое дело! — воскликнул Леваш. — Присаживайтесь, друзья — нас ждет увлекательнейшее зрелище!

— Леваш, — тихо спросил Медведев, сев рядом, — Ты, в самом деле, собираешься публично посадить их на кол?

— Василий, — с укоризной, но так же тихо ответил Леваш, — а ты, в самом деле, подумал, что я так сделаю? Я поступил так лишь один раз и то в молодости с человеком, который увез, обесчестил и убил девушку, мою невесту. А сейчас… Вообще-то если сказать честно, эти мерзавцы заслуживают такой казни за то, что они с вами учинили, и у меня рука бы не дрогнула, но я подозреваю, что они сами лишат меня такой возможности!