Президентский полк - Феликс Меркулов

— До чего ж ты, Гольцов, упертый! Спорить с тобой… Ладно. Долог путь рассказа, краток путь показа.

Начальник НЦБ потянулся к телефону, но Георгий предупредил:

— Оперативному дежурному Минобороны я уже звонил.

— Что ответили?

— Ничего. Никакой информацией о причинах гибели самолета не располагают.

— В Министерстве обороны не знают, почему погиб самолет?! — недоверчиво переспросил начальник НЦБ.

— Так мне сказали. Возможно, решили, что Интерпол лезет не в свои дела.

— Я им сейчас объясню, в какие дела Интерпол может лезть, а в какие не может! — мрачно пообещал Полонский.

Он раздраженно щелкнул клавишей на аппарате спецсвязи, по которому общались высокопоставленные чиновники уровня замминистра, и приказал:

— Выйди.

Георгий вышел в приемную. Зиночка была уже на месте. Она удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Через три минуты в интеркоме раздался голос Полонского:

— Гольцов, зайди.

Виду начальника НЦБ был озадаченный.

— Ну? — спросил Георгий.

— Послали.

— Вас?!

— Да, меня. Вежливо.

— Послали, но вежливо, — констатировал Георгий.

— Вежливо, но послали! — рявкнул Полонский. — Выйди! — приказал он и с решительным видом придвинул к себе телефонный аппарат с гербом Российской Федерации — «вертушку».

На этот раз разговор начальника НЦБ с неизвестным собеседником продолжался дольше.

— Что происходит? — полюбопытствовала Зиночка.

— Я и сам задаю себе этот вопрос.

— Зайди, — наконец распорядился Полонский.

Начальник НЦБ уже не сидел в своем кресле, а стоял возле письменного стола, с ненавистью глядя на «вертушку». То ли он разговаривал стоя с высокопоставленным собеседником, а скорее всего, вскочил после окончания разговора, чтобы физическим движением дать выход переполнявшим его чувствам. Сейчас он больше, чем всегда, был похож на взъерошенного ежа.

— Приказано не вникать, — хмуро сообщил Полонский. — Понимаешь, что это значит?

— Догадываюсь, — ответил Георгий. — Но хотелось бы знать точно.

— Нечисто с этим самолетом. Вот что это значит. А если его действительно сбили новым «стингером»?

— Я вам про это и говорю, — обрадовался Георгий. — Есть возможность проверить. В Москве об этом могут не знать. Или не хотят говорить. В Чечне знают. Делегация лорда Джадда вылетает в Чечню завтра утром, вполне успею оформить…

— Отставить! — перебил Полонский. — Вопрос не наш. Мусу — в разработку, проверить все досконально. Факс я передам в ФСБ. Все, закрыли тему.

— Но…

— Кру-гом! — гаркнул начальник НЦБ.

Георгий вышел из кабинета, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

— Присядь, Гоша, — попросила Зиночка.

— Некогда!

— Всего на секунду. И послушай меня. Речь шла о Чечне?

— Ну?

— Так вот, в Чечне у Владимира Сергеевича погиб сын. Лейтенант Полонский. Он был в колонне московского ОМОНа. Она попала в засаду. Он был его единственным сыном.

— Я не знал.

— Теперь знаешь.

— А тогда какого же…

— Не знаю, Гоша. Знаю только одно: он никогда ничего не делает для галочки.

Выйдя из здания НЦБ, Георгий сел в свою «шестерку», совершенно забыв, что она не заводится. И она завелась. Он пробился через утренние пробки к Рязанскому шоссе и направился в Красково, где — по его предположениям — в своем мощном, как танк, темно-зеленом «лендровере» дремал Яцек Михальский. Но тот не дремал. Он лежал, распластавшись своим сильным, затянутым в камуфляжку телом, на заднем сиденье джипа, прильнув к полевому биноклю. Его крупная, гладко выбритая по последней моде голова была от напряжения покрыта каплями пота. На молчаливый вопрос Георгия кивнул:

— Смотри сам. Дом справа, под красной черепицей — тот самый.

Георгий настроил бинокль. В конце пустынного переулка, за которым тускло поблескивали провода электрички, стояли «Жигули» с раскрытыми дверцами. Трое молодых кавказцев в черных кожаных куртках яростно жестикулировали. Один из них постоянно звонил по мобильнику. Время от времени все трое замирали и начинали всматриваться в сторону дома с красной черепичной крышей, стоявшего среди голых черных берез и глубине небольшого участка.

— Им звонят уже третий раз, — пояснил Яцек. — Понял?

— Попахивает паленым, — согласился Георгий.

— Попахивает?! — возмущенно переспросил Михальский. — Воняет! И я тебе скажу, чем воняет. Бараньим салом! Вот чем! Ясно? Чечней!

В конце рабочего дня Георгий вошел в кабинет начальника НЦБ Интерпола и доложил:

— Семья Асланбека Русланова исчезла.

— Все-таки выкрали, — заключил Полонский таким тоном, словно этого доклада он ждал весь день.

— Я не сказал: выкрали, — хмуро возразил Георгий. — Я сказал, что их нет в Краскове, нет в московской квартире. Рахиль Ильинична не пришла на работу и не предупредила, что ее не будет. Ее сына в лицее тоже нет. Вы по-прежнему считаете, что это не наш вопрос?

— Да! Да, не наш! И не спорь!

— Да я и не спорю. Владимир Сергеевич, я хочу извиниться.

— За что?..

— Я обвинил вас, что Чечня вам до феньки. Извините. Мне стыдно. Я не знал про вашего сына. Я не знаю, какие здесь уместны слова.

— Никакие, Гольцов. Никакие здесь слова неуместны. Я поклялся отомстить за сына. Тем, что закончу эту войну. Навсегда. Чтобы она быльем поросла. Ненависть порождает только ненависть. Злоба порождает только злобу. Этот путь мы уже прошли от и до. Это не путь. Хоть это поняли. Значит, нужен другой путь. Что я сказал тебе про семейную жизнь?

— Что нужно уметь жить с нерешенными проблемами.

— В политике это еще важней. Сейчас нет решения чеченской проблемы. Никакого. Любое решение будет ошибкой. Значит, нужно ждать. И будем ждать.

— «Стингеры», — напомнил Георгий, — они не будут ждать.

— А я о чем думаю сегодня весь день?! — разозлился Полонский. — Фактов мало, понимаешь? Ничтожно мало! А если семья уехала к каким-нибудь родственникам? Хоть бы один стопроцентно достоверный факт! Хоть бы один!

— Мы не поймем, что происходит, пока не узнаем, почему разбился самолет, — проговорил Георгий. — Вам не кажется, что мне все-таки следует полететь в Чечню? Там у меня есть друзья. Может, что-нибудь удастся…

— Я этого не слышал! — перебил Полонский. — Ты мне этого не говорил! Ты чиновник, а не…

Он немного помолчал и закончил: