Экстремальная Маргарита - Наталия Левитина

И вот он в приемной, и вот перед ним секретарша.

— Вы к Ярославу Геннадьевичу? — поправила на носу элегантные очки Алла, вглядываясь в четкие линии валдаевской физиономии. — Его нет.

— Я из милиции. Насчет Кармелина, — бесцветно отозвался белобрысый красавчик. Кажется, он чем-то был расстроен. — Вы его секретарша? — спросил Валдаев, лелея призрачную надежду, что настоящая хозяйка офиса отлучилась на пару минут в туалет поправить чулки и сейчас вернется, гордо неся бюст и все остальное великолепие.

— Да. Алла Варичева.

— Понятно. А я Александр Валдаев. Значит, будем беседовать, — уныло констатировал Саша и плюхнулся в кресло. — Ничего, что я тут упал?

— Конечно! Можно предложить вам сок, минеральную воду, кофе?

— Минералку, пожалста, — кивнул Саша, следя за манипуляциями крокодильчика в синем костюме. По его мнению, Алла так же мало подходила на роль секретарши, как Памела Андерсон на роль в телесериале «Святые монахини». Александр искренне считал, что девушки в приемных сидят исключительно — если не считать сражений с кофеваркой — для услады глаз посетителей.

Через десять минут он забыл о своем первом безрадостном впечатлении. Хотя внешность Аллы показалась сыщику невыразительной, беседа с девушкой доставляла явное удовольствие. Ему понравилось ее умение слышать вопрос и давать ответ по существу. К тому же девушка не пыталась кокетничать, что, при ее данных, смотрелось бы глупо и жалко. Краткие характеристики, которыми Алла одаривала коллег, были начисто лишены привкуса бабских сплетен, скорее напоминали замечания спокойного наблюдателя и вполне могли помочь расследованию…

— Теперь давай поговорим о матери Никиты Андреевича, — задал новую тему Валдаев. Они уже перешли на «ты». — Я с ней, кстати, так и не встретился. Пока.

— Немудрено. Юлия Тихоновна чрезвычайно активная и деловая женщина, несмотря на возраст. Ей шестьдесят, между прочим. Я совершенно потрясена, но даже трагедия не выбила ее из колеи. Прилетев из Москвы на похороны, она на следующий же день отправилась обратно. Контракт, которым она занимается в столице, имеет судьбоносное значение для «Пластэка». Если Юлии Тихоновне удастся его заключить, компания на год вперед будет обеспечена оборотными материалами и сырьем. Наверное, поэтому она не задержалась в городе. Многие упрекнули ее в черствости. Хотя, по моему мнению, никто не может судить мать, так как никому не осознать глубину ее горя. Юлия Тихоновна, в отличие от сына, никогда не давала волю эмоциям. По ее лицу трудно догадаться, что она чувствует. Сухость, жесткость, безапелляционность — стиль ее общения с коллегами и подчиненными. Никита Андреевич, я полагаю, пошел характером в отца, хотя я не была знакома с его отцом. Но не в мать, это точно.

— Да, как-то не укладывается в голове. С похорон — сразу в Москву, — почесал лоб Саша. — Вот если бы на больничную койку, под капельницу, это понятно. А так…

— Возможно, Юлия Тихоновна пытается работой заглушить горе. Скорее всего, сейчас ей лучше думать о московском контракте, чем о смерти сына.

— А то и впрямь угодишь под капельницу.

— Одно я понял точно: она неординарная женщина.

— Совершенно неординарная.

— Еще, Алла, я вот о чем хотел спросить… У Кармелина была любовница?

Эффект, произведенный на Аллочку вопросом Александра, был совершенно замечателен: с таким же успехом Саша мог достать из кармана живого скорпиона, засунуть его в рот и с хрустом прожевать.

— Лю-бов-ни-ца? — с отвращением повторила Алла и вся словно содрогнулась от омерзения. Никогда еще Валдаев не наблюдал подобной реакции на слегка пренебрежительное, но в общем-то не плохое слово (а смысловая наполненность, по мнению шустрого капитана, и вовсе была чудесной). — Да ни за что на свете! Никогда! Да ты что, Саша!

Саша удивленно пожал плечами. В возможном наличии у Кармелина любовницы он не видел ничего предосудительного. Он ведь не полудохлую жабу предлагал в качестве возлюбленной, а феерическую блондинку, чья фигура была оценена случайным свидетелями на пятнадцать баллов по десятибалльной шкале…

— Если у него была любовница, то его рабочего телефона она точно не знала. И адреса нашей конторы тоже. Ни разу я не видела Никиту Андреевича с кем-то. И никаких звонков. Нет, не знаю… И потом… Он ведь так любил Настасью!

— Правда?

— Да конечно! Я ведь говорю, что, в отличие от своей мамы, Никита Андреевич был очень открытым и эмоциональным человеком. Он светился, словно солнце. Светил и грел. И когда Настасья приходила сюда, в «Пластэк», компьютеры зависали, потому что Никита Андреевич выбрасывал в атмосферу такие заряды энергии… Ну, образно говоря. Короче, он любил жену, и это было видно невооруженным глазом.

— Может быть, тебе, Алла, просто не хочется признаться, что Никита Андреевич в чем-то был не, таким, каким ты его себе представляла? Ты, случайно, не идеализируешь Кармелина?

— Саша! — усмехнулась девушка. — Я, конечно, была безмерно влюблена в Никиту Андреевича все пять лет совместной деятельности, но не настолько, чтобы ослепнуть и оглохнуть. Каким образом факт наличия у любимого начальника внебрачной подружки мог остаться не замеченным мною? Нереально.

— Ладно. Возможно, Кармелин в молодости хотел стать разведчиком и увлекался изучением приемов эффективной конспирации.

Алла недоверчиво хмыкнула.

— И нечего хмыкать.

— На день рождения Настасьи Никита Андреевич купил триста белых роз. Я сама ездила по его поручению в совхоз «Мичуринец», в теплицы, договаривалась. А потом, когда мы везли их в город на машине, я насквозь пропиталась бесподобным ароматом. Представляю, как счастлива была Настасья!

— Почему не миллион?

— Миллиона бы не набралось. А однажды, когда Настасья должна была вернуться из Франции, куда уезжала на две недели, неимоверно соскучившийся Никита Андреевич — да, да, он мне так и сказал: «Алла, я неимоверно соскучился!» — устроил в саду дома грандиозный фейерверк. Опять же я покупала петарды, ракеты и так далее. Правда, одна ракета улетела в окно, едва не случился пожар… А один раз они с Настасьей поссорились, и Настасья неделю дулась.

Никита Андреевич пригласил гитаристов из ансамбля «Севилья» и самолично орал под окном серенаду в час ночи.

— Слушай, Алла, веселый у тебя был начальник!

Алла сникла. Жестокое слово «был» вмиг лишило ее радости. Пока она рассказывала Саше о боссе, ей казалось, что Никита Андреевич жив.

— Веселый, остроумный, общительный, добрый, щедрый, внимательный… Классный! Неужели он никогда больше не войдет утром в нашу приемную?

Алла шмыгнула носом, ее глаза наполнились слезами.

— Где, кстати, гражданин Кобрин, почему не на рабочем месте? — тут же вспомнил Александр.

— Обещал подъехать к концу рабочего дня. Ты и его хотел расспросить о любовнице?