Заветный ковчег Гумилева - Екатерина Барсова

Маша села за столик, заказала зеленый чай и десерт и достала ноутбук. Включила его, вставила флешку. И принялась за чтение.

Серж уехал, мне было тоскливо и грустно. Надин с утра капризничала и не хотела есть кашу, когда же я назвала ее маленькой упрямицей, расплакалась. Потом расплакалась и я. Я прекрасно понимаю, что в воспитании ребенка мне не хватает твердости. Я слишком мягка, и, кажется, это уже приносит свои неблагоприятные плоды. У Надин может развиться чувство своеволия и безнаказанности.

Правда, через несколько минут я пришла к ней в комнату, поцеловала, дала яблоко и сказала, что кашу надо все-таки съесть, это сделает ее крепкой и сильной, и она сможет поехать с нами на лето к морю.

Надин сидела нахмуренная, потом взяла яблоко и прижалась ко мне.

– Мамочка, я съем кашу, только не сердись. – И вновь расплакалась.

Расплакалась вместе с ней и я. Зачем я мучаю ребенка? Если не хочет, пусть не ест. Боже, как мне не хватает матушкиных советов! Уж она-то бы направила меня на путь истинный. Но мамы с папой больше нет, и я до сих пор не могу в это поверить…

Ближе к вечеру я почувствовала странное беспокойство, словно что-то должно произойти. Я не могла оставаться дома, мне хотелось пройтись по городу. Я оставила Надин с няней и вышла на улицу.

Стоял май – беспокойный месяц. В мае меня всегда охватывала странная тоска, может быть, потому что в мае я чуть не погибла в детстве и эти переживания накладывались на подсознание? Мне было лет семь, май выдался очень теплый, мы купались, и я едва не утонула.

В мае я часто плакала без причины, много бродила по улицам, сторонилась людей – мне хотелось побыть одной. А на этот раз, наоборот, меня охватило желание побыть среди людей, шума, с кем-нибудь пообщаться, отвлечься от своих мыслей… От грустных мыслей об умерших родителях, о друзьях и родственниках, оставшихся в России…

Я вышла на рю Пигаль и решила зайти в кафе. В кафе было многолюдно, все столики оказались заняты. Я хотела было уйти, но заметила, что за угловым столиком сидит одна девушка. Я подошла к ней, спросила, свободно ли место. Девушка посмотрела на меня и сказала на чистейшем русском языке:

– Да, свободно. Я рада встретить свою соотечественницу.

И как она угадала? Я села напротив и, в свою очередь, посмотрела на нее. Она была хорошо одета, я бы сказала, изысканно, молодая – лет двадцать пять – двадцать шесть, около правого глаза родинка, глаза большие, бездонные.

– Как давно вы в Париже? – спросила я.

– Недавно приехала. – И она замолчала, видимо, не желая распространяться на эту тему. Но после затянувшейся паузы спросила: – А вы?

– Я живу здесь. Эмигрировала из большевистской России в восемнадцатом году, вышла замуж за француза.

Легкая улыбка скользнула по ее губам.

– Стало быть, у вас все хорошо? Жизнь налажена, и катастроф, как в России, не предвидится?

Я смутилась.

– Слава богу, не жалуюсь. У меня растет чудесная дочка. Ей пять лет. Замечательный муж. Вот только мои родители… Они погибли. Там.

Лицо моей собеседницы посуровело, она нахмурилась и погрузилась в свои мысли.

Подошел официант. Я сделала заказ, и он удалился.

– В вашей жизни тоже много утрат? – сочувственно спросила я.

– Моя биография так трагична, что я не хотела бы распространяться об этом, – проговорила девушка. – Есть вещи, о которых лучше забыть и не возвращаться к ним. Надеюсь, вы меня простите.

– Конечно, – поспешно сказала я. – Вы позволите узнать ваше имя?

– Ариадна.

– Красивое имя. В детстве я очень любила миф о Тесее и Ариадне. Переживала за Тесея, все хотелось, чтобы он скорее выбрался из лабиринта, а не оставался там с этим ужасным Минотавром. У меня была чудесная книжка с картинками, которые я любила разглядывать, мне ее подарила мама… – Я замолчала, на меня нахлынули воспоминания – жгучие, болезненные.

– Сейчас мы все в одном большом лабиринте, – тихо сказала моя новая знакомая. – И как оттуда выбраться – никто не знает. Страшный кровавый лабиринт, и нет никаких нитей Ариадны.

– Может быть, они все-таки есть? – робко возразила я.

Мои слова возымели странное действие. Ариадна рассмеялась, ее глаза заблестели.

– Может быть…

Официант принес салат и мясо кролика, тушенное с травами. Перед Ариадной стояла только чашка кофе, и я заметила, как она посмотрела на еду и быстро отвела взгляд.

– Позвольте мне угостить вас ужином.

– О нет, я совершенно не хочу есть, – торопливо сказала она.

Но я настаивала, и Ариадна согласилась. Вскоре ей тоже принесли мясо и салат. Мы ели в молчании. Я заказала бутылку вина, но голоса в кафе становились все громче, гвалт, смех заглушали голоса.

– Давайте выйдем на улицу, – предложила я. – Я знаю одно замечательное место, где мы можем посидеть, и нам никто не помешает. Или вы торопитесь домой?

– Нет, не тороплюсь, нисколечко.

Мы вышли на улицу. Теплый майский воздух после прокуренного помещения показался райским ветерком. Я взяла с собой бутылку вина и тайком прихватила бокалы. Мы свернули в маленький сквер и сели на парапет.

– Какая дивная ночь! – пробормотала Ариадна. – Боже! Звездное небо! Я уже сто лет не смотрела на небо. Вернее, смотрела, но не замечала.

Небо действительно было роскошное: с крупными звездами, как мягкий бархат. Мы сидели на парапете и пили вино, которое было таким вкусным, что казалось, я не пила ничего подобного. Или к этому располагала романтическая обстановка? Все представлялось возвышенным и замечательным…

Мы сидели и большей частью молчали, иногда обменивались ничего не значащими репликами. Потом Ариадна рассказала мне о женихе, которого убили во время штурма Зимнего. Она мучилась от того, что не любила его, и казнила себя за это.

У меня вдруг возникло странное ощущение, что мы не в Париже, а все еще в России. Дома. Сидим и болтаем, как две подружки. И вся жизнь у нас впереди.

– Вы надолго во Франции? Приехали насовсем?

Ариадна задумчиво посмотрела на меня. О, какие огромные печальные глаза у нее были!

– Не знаю, – ответила она. – Я хотела бы здесь остаться, но не знаю, получится ли…

– Почему же не получится? – заговорила я торопливо. – Я помогу вам устроиться. Помогу найти работу, недорогое жилье…

Почему-то мне очень хотелось, чтобы Ариадна осталась. Мы могли бы стать подругами, ходили бы вместе в театры, кафе, синема. Все-таки я здесь была довольно одинока…

– Не в этом дело. У меня есть дела, – туманно сказала Ариадна. – И я непременно должна их завершить.