Люди как боги - Сергей Снегов

– Обойдемся без твоего прибора, – сказала она, засмеявшись.

Я ошалело молчал. Мне были понятны каждое ее слово и цвет.

– Разве тебе не ясно, – прозвенела она, – что я разобралась в твоей речи еще днем, а сейчас ее поняли и мои друзья?

– Мне тоже показалось, что они ее поняли, – сказал я. – Я даже уверен в этом.

Она лукаво посмотрела на меня. Мне стало не по себе, до того она была красива.

– Надеюсь, и ты понимаешь меня? Не так ли, Эли?

Я проглотил комок, вдруг сдавивший горло. Никакого чуда не было. Наш мозг – тоже дешифратор, слова сопутствуют прямой передаче мысли, здесь же мыслям помогали не одни звуки, но и цвета. Но и сознавая это, я не переставал удивляться.

– Наш язык беднее вашего, – сказал я. – На Земле не только люди, но и почти все животные общаются лишь с помощью звука, такова уж наша особенность. Но, знаешь, выйдем на открытое место. Это смешно, но мне мерещится, что у ваших деревьев не листья, а лапы.

– Ты фантазируешь! Деревья – спасители. Их листья экранируют нас от лучей нашей звезды. Днем никто не выходит на открытое место. Мы гуляем ночью.

Я вспомнил, что красавица Вега еще горячей, чем Альтаир, ее поверхностная температура около пятнадцати тысяч градусов – под таким солнцем не погуляешь. И несомненно, светящиеся и разговаривающие светом вегажители просто созданы для ночи.

Мы вышли на поляну и сели на скамейку. Ходить с Фиолой не очень удобно: она неспособна ковылять по-человечески, а мне за ней не угнаться. Зато с ней хорошо сидеть, от нее исходит приятная теплота: вегажители, как и мы, теплокровны.

Над поляной раскрылось ночное небо. Луна погасла, и звезды пылали чисто и напряженно (на Оре они ярче). Фиола глядела на Вегу. На Земле я часто любовался прекрасной Вегой, а здесь просто пришел в восторг – такая она великолепная. Фиола попросила указать наше Солнце, я поинтересовался, какое созвездие ей больше нравится. Я с волнением ожидал ответа. Созвездия на Оре не похожи на земные, но Большая Медведица, Кассиопея, Орион, измененные, и здесь прекрасны – я боялся, что она покажет на них.

Но Фиола обратила светящиеся глаза на параллелограмм, отчеркнутый Фомальгаутом, Альтаиром, Арктуром, Сириусом и Капеллой. В центре его сияли три малозаметные, дорогие моему сердцу звездочки – Поллукс, альфа Центавра и Солнце.

– Ты хорошо выбрала, – сказал я торжественно. – Мы оттуда, Фиола. – Я показал на Солнце.

Она удивилась, что Солнце маленькое. Я ответил, что просто оно очень далеко. Фиола задумалась.

– Вы могущественны, люди, – сказала (вернее, просветила и пропела) она. – Когда вы опустились на нашу планету, некоторые решили, что вы божества, так сверхъестественно было ваше появление.

– Теперь вы, однако, понимаете, что мы обыкновенные существа? Не лучше вас.

Она покачала головой, глаза ее засверкали сумеречно и влажно. Задумываясь, она становилась похожей на опечаленного ребенка.

– Во многом вы даже хуже нас. Вместе с тем вы безмерно нас превосходите.

Я попросил объяснения. Отныне мы были способны беседовать на любые темы. Вскоре я убедился, что легко разбираю лишь простые понятия, а сложные мысли ей приходилось повторять по два-три раза. Она начала с того, что при первом знакомстве люди кажутся беспомощными.

– Вы неповоротливы, неспособны к быстрым движениям. И может быть, самое главное: вы жизнедеятельны лишь в узком интервале условий, чуть измени их – вы погибаете. Вы не переносите ни жары, ни холода, ни разреженного воздуха, ни больших давлений, ни жестких излучений, ни длительного голода, ни жажды, ни перегрузок. Выбрось любого из вас без орудий и машин во внешний мир – что с вами будет? Даже средства общения у вас до удивления несовершенны: речь груба и медленна, прямой передачи мысли вы не применяете. Спектр существования людей настолько узок, что трагически превращается в линию – жизнь человека висит на этой линии, как на волоске. Мы во многом совершеннее вас. Хоть мы и предохраняемся от жестких излучений нашего безжалостного светила, зато мы легко дышим и при одном, и при сорока процентах кислорода, переносим стоградусную жару и стоградусный холод, понимаем друг друга без звуков и цветов (они лишь сопутствуют прямой передаче наших мыслей), мы не тонем в воде, месяцами живем без пищи и питья, не умираем, если не поспим неделю. И каждый из нас хранит в мозгу все знания, накопленные обществом, поэтому мы не нуждаемся в справочных машинах. Вот каковы мы – и каковы вы. Когда знакомишься с вами, поражаешься, что вы, такие беспомощные, все же существуете, что вы не погибли на заре своей истории.

– Это потому, что мы заставили наши недостатки служить нам. Наше могущество – оборотная сторона наших слабостей.

– Да, – сказала Фиола, – ваше величие – продолжение ваших слабостей. Это второе, чему в вас поражаешься. Вам опасны колебания температуры – вы защитились от них одеждами, помещениями, генераторами тепла. Вам страшно падение кислорода в воздухе, вы не переносите разреженности – вы придумали скафандры. Без еды и питья вы не способны жить – вы берете их с собой, умеете изготавливать из любых веществ. От перегрузок вы защищены силовыми полями, те же поля преодолевают невесомость, создавая единственно устраивающие вас узенькие условия тяготения, лишь случайно выпадающие в разнообразии Вселенной. У вас плохая память – вы безгранично расширили ее запоминающими устройствами. У вас немощные мускулы – вы усилили их чудовищно мощными машинами. Мысль ваша замедленна, словесные средства ее выражения примитивны, понимание чужих слов отсутствует – вы преодолеваете эти врожденные недостатки дешифраторами, за вас работают невероятно точные и быстрые механизмы. И хоть сами вы не способны быстро передвигаться на своих слабых, неудачно сконструированных природой ногах, зато вы создали космические машины, далеко обгоняющие самого быстрого мирового бегуна – свет. И так во всем, так во всем, Эли! Вы отыскиваете слабые свои места, беспредельно усиливаете их механизмами – и несовершенства ваши обращаются в преимущества. Без своих изобретений вы до ничтожества жалки, с ними – непостижимо велики. Беспомощные перед каждой стихией природы, вы одновременно самая величественная из ее стихий. Во Вселенной нет более могучей силы, чем вы, маленькие, неповоротливые люди. И хоть это не главное, чему следует у вас удивляться, – как все же не удивиться?

– Хорошо, – сказал я. – Мне нравится твоя речь о недостатках и достоинствах людей. Но чему же ты больше всего удивляешься в нас, если не могуществу?

– Сразу видно, что люди – примитивны. Как засияли твои глаза! Ты тщеславен. Ты заранее радуешься, что тебя похвалят – неважно за что, лишь бы похвалили.

Это было беспощадно метко, я покраснел.

Фиола смотрела на меня с улыбкой. Ее глаза освещали меня и мрак в саду. Она была дьявольски умна, эта божественно прекрасная девушка, мне становилось не по себе. И она не была человеком, а меня томило человеческое, чересчур человеческое! Земных девушек обнимают и целуют, шепчут им ласковые слова – такова наша человеческая любовь, примитивная, как мы, а что требуется совершенным звездожителям?