Ремейк Нового года - Анна и Сергей Литвиновы

Садовникова мысленно обругала себя самыми последними словами. Ну что же у нее за характер такой! Совсем язык за зубами держать не может! Нашла перед кем хвастаться! Перед маникюршей! Вот и получай теперь.

– Ты, Анаит, забываешь одну вещь, – задумчиво произнесла Татьяна. – Это ведь мой отчим, и помогать он будет – мне. А ты-то здесь каким боком?

Совсем грубо вышло, но с этими провинциалами, похоже, иначе нельзя.

Ожидала в ответ слез или, по меньшей мере, мольбы, однако Анаит осталась спокойной, на удивление. Пожала плечами и с достоинством произнесла:

– А я и не прошу, чтобы мне помогали. Просто у меня информация есть по убийству… Как вы, москвичи, говорите, абсолютный эксклюзив. И, чтобы ею распорядиться, нужен ум. И осторожность. И возможности немалые. Вот я и вспомнила про твоего отчима. А заодно, решила, и тебе помогу…

– И сколько ты хочешь за свою информацию? – подняла бровь Татьяна.

– Ты не поняла, – покачала головой Анаит и отчего-то взглянула на Садовникову с сожалением. – Я вовсе не собираюсь эту информацию продавать. Я просто хотела отдать ее в руки… серьезным и доброжелательным людям. Доброжелательным, в том числе, по отношению ко мне.

– Интересный ты человек, Анаит! – попыталась разрядить обстановку Садовникова.

– И чем же? – улыбнулась в ответ Айрапетян.

– Ну, хотя бы тем, что маникюрши так не говорят.

– А я по основной профессии не маникюрша, а филолог, – напомнила девушка. – У меня образование высшее. – И быстро сориентировалась: – Поэтому… Насчет моей информации… Если она поможет, ты меня, вместо платы, в свое агентство возьмешь. Хотя бы волонтером, без зарплаты.

На бесплатное волонтерство в наше меркантильное время желающих почти нет, поэтому Татьяна с легкостью пообещала:

– Договорились. Ну, выкладывай свой эксклюзив.

– Сейчас.

Анаит вышла в коридор, где оставила сумочку. Внесла ее в кухню. Расстегнула молнию – и триумфально выложила на стол целлофановый пакет. В нем лежало что-то грязно-бурое. Таня потянулась открыть.

– Нет-нет, ни в коем случае! – остановила ее Анаит.

Танина рука замерла. А Анаит попросила:

– Слушай, а можно еще коньячку?

«Да ты вполне освоилась в моей квартире!» – досадливо подумала Садовникова. Однако коньяку налила.

* * *

На самом деле, пока Анаит ждала на улице Полину, случилось еще кое-что.

Салон красоты располагался совсем рядом с метро «Третьяковская», во дворе дома, в выведенной из жилого фонда квартире с отдельным входом. Место, конечно, модное, почти рядом с Кремлем, однако домишко весь облупленный. А лавочка, на которой коротала время Анаит, и вовсе дико неудобная, колченогая. Анаит честно пыталась искать вакансии в «Работе и зарплате», но сидеть было жестко, сразу же затекла спина, да и все-таки зима на улице, прохладно. Поэтому она то и дело вставала размяться, прогуливалась по двору.

Девушка как раз отошла метров на десять от входа, когда услышала: дверь салона хлопнула. Анаит обернулась на звук: неужели Полина? Однако то была совершенно незнакомая женщина. И из салона она не выходила, а, наоборот, входила внутрь. Причем появилась не с улицы, откуда все, а из глубины двора. «Клиентка, наверно, – мелькнуло у Анаит. – Поставила машину где-то во дворах, оттуда и идет. В Москве ведь с парковкой проблемы…»

Анаит обрадовалась. Хотя и понимала, что встреча с Полиной неизбежна, но интуитивно хотела ее оттянуть. Проводила незнакомку глазами и вновь уткнулась в журнал вакансий. Но просидела над ним от силы десять минут, когда дверь салона вновь хлопнула. Вот интересно, отметила Анаит: та же высокая худая женщина. Но когда это клиентки заходили в салон всего лишь на несколько минут? И почему у незнакомки такое перевернутое лицо и губы трясутся?.. И по двору женщина кинулась чуть не бегом.

Повинуясь какому-то инстинкту, Анаит поспешила за ней. Дамочка действительно спешила к своей машине. То был несолидный, по меркам серьезных людей, «Гетц». Анаит проводила смешной автомобильчик взглядом, зачем-то запомнила номер… а потом увидела кое-что еще. Рядом с местом, где только что стояла машина, валялось что-то красное.

Анаит приблизилась к предмету, подняла – и вздрогнула. Это была обычная одноразовая салфетка. Только пропитанная кровью.

Анаит опешила, инстинктивно отшвырнула страшную находку… И в этот момент услышала вой милицейских сирен.

К салону на полной скорости подлетела машина с мигалкой. Из нее выскочили люди в форме…

Анаит вновь подняла салфетку – и бросилась прочь.

* * *

…Имелось у Татьяны огромное искушение: самой найти женщину, о которой рассказала Анаит. Явно отыскать будет легко: пробить по гаишной базе данные «Гетца», узнать адрес, нагрянуть домой, продемонстрировать злополучную салфетку, пригрозить… Но девушка вспомнила слово, данное отчиму («Сидеть тихо, никуда не лезть!»), и от искушения удержалась. К тому же, несмотря на складный рассказ Анаит, Таня не до конца верила маникюрше. Ведь вполне могло быть, что Полину убила именно она, а загадочную женщину на «Гетце» выдумала, чтобы отвести от себя подозрения.

Однако, когда на следующий день отчим пригласил Таню на обед, он сказал:

– И эту девочку, Анаит, с собой приводи.

Из чего Таня сделала вывод, что маникюрша, скорее всего, невиновна.

И вот теперь обе сидели в крошечной квартирке отчима. Только что был съеден борщ, и баварские колбаски в горчичном соусе, и яблочный штрудель. (Анаит, хотя и худышка, кушала больше всех – видно, на питании экономила, а тут кормили бесплатно.)

А едва покончили с едой, Валерий Петрович закурил неизменный «Опал» и произнес:

– Я нашел вашу даму. Это сестра Полины. Ее зовут Яна.

Анаит ахнула, прикрыла рот ладошкой. Таня пробормотала:

– Сестра? Но у Полины не было никакой сестры… По крайней мере, она про нее никогда не говорила.

Полковник Ходасевич кивнул:

– А это потому, что они не общались. За последние десять лет даже не созванивались ни разу. И только недавно…

* * *

…Яна возненавидела Полинку сразу, едва та появилась. Самой Яне тогда была три года, ну а сестрицу только что привезли из роддома. В честь маминого возвращения устроили праздник, к родителям пришли гости, все пили шампанское, ели торт и без конца фотографировали розовый сверток. Яна же выждала, покуда восторги вокруг новорожденной несколько поутихнут. Убедилась, что крошка крепко спит в детской. И попыталась выбросить пищащий «подарочек» из кроватки. А вовремя подоспевшая мама (самая любимая! раньше на Яну никогда даже не кричавшая!) дико рассердилась и отшлепала старшую дочку…

И с тех пор ее жизнь разительно изменилась. Прежде ведь именно она, Яна, была самой умной, самой красивой. Теперь же на тот пьедестал, где раньше царила старшая дочь, возвели младшую сестренку. Ею постоянно восторгались: ах, Полиночка улыбнулась, ой, какой Полиночка замечательный пузырь пустила да как Полиночка смешно губками шлепает. Яне же постоянно внушали, что она теперь старшая, должна подавать пример, кушать сама, одеваться сама, не плакать, не капризничать. Но только как не капризничать – ведь все прежние детские страхи в один день никуда не денутся. Как боялась Янка бабы-яги и теней за ночным окном, так и по-прежнему боится. Да еще и новые опасения прибавились: что мама с папой заберут свою ненаглядную Полину и уедут далеко-далеко. А ее, Яну, оставят одну в квартире. А что, вполне могут. Полинка – она ведь такая идеальная, не то что старшая сестра. Родители постоянно, Яна подслушивала, про младшую говорили: «Золотая девочка! Засыпает легко, не капризничает, не плачет. А кушает как хорошо! Не то, что Янка в ее возрасте…»