Золушка и Дракон - Елена Михалкова

«От следака никакой помощи, попробуем с девицами», – Сергей вышел из машины на главной площади Вязников и огляделся.

«Площадь Евросоюза, значит. Так-так-так…»

Первым, кто обращал на себя внимание на площади с громким названием, был Ленин. Он высился посреди сквера, покрытый буро-зелеными проплешинами и белыми подтеками, и по кепке его топтались бесцеремонные голуби. У постамента курили подростки, кто-то катался на скейтборде, и стук переворачиваемой доски эхом отражался от низких кирпичных домов, смыкавших кольцо вокруг сквера.

Сергей неторопливо пошел по улице, чувствуя, что его провожают недобрым взглядом. Ощущение было таким сильным, что он обернулся, словно проверяя, на месте ли машина, и наткнулся на следовавшего за ним пенсионера в потертом пиджаке.

– Чего встал-то? Чего встал? – дед злобно зыркнул на него. – Понаехали тут московские… Ворье!

Сергей не собирался связываться с полоумным стариканом, поэтому уступил дорогу и подождал, пока тот обгонит его. Но пенсионер неожиданно развернулся и побрел обратно, ругаясь себе под нос.

Бабкин пожал плечами и пошел дальше. Разглядывая окрестности, он вынужден был признать, что поселок Вязники производит невеселое впечатление. Стоял погожий день, но солнечный свет только подчеркивал облезлость домов, с которых ободранной кожей слезала штукатурка. «А асфальт здесь, похоже, после немецкой бомбежки не меняли», – подумал Сергей, обходя ямы, встречавшиеся на пути.

Он шел мимо забора, густо исписанного матерными надписями, мимо пародии на детскую площадку, где в песочнице сидела одинокая кошка и, судя по озадаченной морде, размышляла, куда делся столь нужный песок, мимо грязного рынка, возле которого продавщица выкрикивала: «Мороженое! Мороженое!» таким яростным голосом, словно мысленно присовокупляла к каждому возгласу одно из слов, написанных на заборе. Прохожие обходили ее стороной и опасливо косились.

На противоположной стороне улицы Сергей заметил странное двухэтажное здание, которое при ближайшем рассмотрении оказалось школой. Странность заключалась в цвете. Школа была выкрашена оттенком желтого, который Бабкин сходу окрестил цветом подгоревшего омлета. Над входной дверью всех подошедших приветствовал плакат, посмотрев на который, Бабкин вздрогнул.

Вероятно, человек, рисовавший плакат, не задумывал ничего плохого. «Мы ждем тебя, ученик!» – было написано прописными буквами на белой ткани. Если бы художник на этом остановился, то плакат ничем не отличался бы от сотен похожих.

Но у художника были творческие амбиции. Только этим, подумал Бабкин, можно объяснить, отчего после восклицательного знака он не оставил белое незакрашенное поле, а изобразил учителя с глобусом в руках.

Возможно, художника подвело плохое знание предмета изображения. Или же у него были личные счеты к преподавателю географии. Как бы то ни было, рисунок мог составить достойную конкуренцию афише к фильму «Возвращение живых мертвецов». Учитель с глобусом, многозначительно ухмыляясь, протягивал вперед длинную тонкопалую руку, другой прижимая к себе голубой шар, и его ровные, как шланги, ноги волнообразно изгибались по всей длине. Рисуя кисти рук, художник проявил неуместную склонность к детализации и изобразил на каждом пальце заостренный синий ноготь.

Вкупе с призывом «Мы ждем тебя, ученик!» картинка выглядела неоднозначно.

– Памяти покойного педагога, – пробормотал Сергей, разглядев шедевр. – Ладно, пойдем дальше.

По словам Черниковой, большинство взрослых мужчин в Вязниках работали на мебельной фабрике – единственном предприятии, обеспечивавшем поселок рабочими местами. Фабрика выпускала только деревянные стулья и табуретки. Директор фабрики с гордостью утверждал, что следует классическим традициям производства мебели: дизайн их вещей не менялся уже больше двадцати лет.

Еще не дойдя до фабрики, Бабкин издалека заметил плакат над проходной. После географа с глобусом он полагал, что удивить его больше ничем нельзя. К тому же здесь не было рисунка, только лозунг.

Но из любопытства он все-таки сделал небольшой крюк, подошел ближе к проходной, запрокинул голову и прочел:

«Работник! Проверяй свой инструмент не реже раза в месяц!».

Контролер на проходной увидел перед воротами здоровенного стриженого верзилу, одетого по-городскому: в джинсы и клетчатую рубашку – не иначе, турбазовского. Верзила издал странный звук, нечто среднее между всхлипом и хрюканьем, и сложился пополам. Он хлопал себя по коленкам, хохотал и зачем-то фотографировал плакат, сохранившийся еще с советских времен. Контролер подумал, что надо бы запретить это дело, но затем оценил габариты верзилы и решил не связываться.

Отсмеявшись, Бабкин перешел обратно на свою сторону улицы и вынул из кармана листочек с адресом Катерины Ивановой – последний сообщила ему Матильда.

Потерпев фиаско с первой задачей, Сергей с некоторой опаской приступал к решению второй. Предстояло поговорить с обеими девочками, и Сергей заранее настраивал себя на то, что ему придется нелегко.

Он не понимал женщин и честно признавался себе в этом. А юные девушки и вовсе ставили его в тупик. Поэтому он приближался к дому, где жила Катя Иванова, со смешанными чувствами. Рассказ девочки мог многое прояснить, но лишь в том случае, если бы она согласилась с ним разговаривать.

И тут Бабкину неожиданно повезло: возле дома он заметил двух девчонок, по описанию очень похожих на Катю Иванову и Веру Осипову. Младшая, пухлощекая толстушка в обтягивающих шортиках и маечке, придерживала за руль велосипед. Старшая стояла рядом, крутя на пальце сумочку: темноволосая, загорелая, в коротком полудетском платьице, которое, казалось, вот-вот свалится с оголенных плеч. Личико у нее было некрасивое, но яркое: над выпуклым лобиком вилась густая челка, губки надуты, как у рыбки, и накрашены чем-то сиреневым, и над синими глазами до самых бровок тоже закрашено чем-то таким… цветастым.

Девицы обернулись к нему, откровенно изучая, и захихикали, заметив, что он приближается к ним.

Сергей страдальчески вздохнул, приказал себе собраться – и расплылся в широкой улыбке:

– Здравствуйте, красавицы! Вы, случайно, не Катя и Вера?

– Случайно да, – кокетливо ответила старшая.

– А вы кто? Откуда вы нас знаете? Вы из Москвы приехали, да? – засыпала его вопросами младшая.

– А он нас еще не знает, – вместо нее ответила Вера. – Но, наверное, не против узнать?

Она повела плечом и взмахнула ресницами. Платье съехало с плеча вниз на пару сантиметров.

«Ого! – про себя присвистнул Сергей, не ожидавший, что его сразу возьмут в оборот. – Что, вот так сразу, даже не познакомившись?..»

Но тут Вера исправила положение, спросив, как его зовут.

– Сергей, – представился Бабкин.

– О-о-о! Мое любимое имя! Очень приятно, Сережа.

Бабкин заметил, что второй девочке стало не по себе. Не такая развязная, как подруга, она явно почувствовала себя не в своей тарелке. Правда, ему показалось, что и Вере приходится преодолевать неловкость, играя роль, к которой она не успела привыкнуть.