Священная Римская империя германской нации - Франсис Рапп

Их положение было двусмысленным. Они могли называть себя принцами, первыми, Fürsten своего народа, но король мог им напомнить также, что в любом случае они являются его наместниками, в особенности стоя во главе армии, руководство которой возлагалось на них, отсюда происходят их титулы dux, Herzog, лидер. Они в той же мере были представителями народа при короле, как и представителями короля при народе. Чтобы вторая функция преобладала, правители старались упрочить связи герцогов с ним и ослаблять те, что связывали их с народом. Оттон I использовал любую возможность, которая позволяла ему поставить своего родственника во главе герцогства, его зятя Конрада Рыжего в Лотарингии, его сына Людольфа в Швабии и Генриха в Баварии. Никто из них не устоял перед желанием ослушаться. Во время правления Конрада II зять короля Эрнст, герцог Швабский, также восстал против монарха. Хотя герцог и не происходил из народа, руководителем которого он становился, это не мешало ему вести себя так, как будто он всегда принадлежал народу. Генрих, которого его брат Оттон I сделал герцогом Баварским, чтобы немного умерить его амбиции, быстро забыл, что он был саксом по рождению, и вновь попытался осуществить баварский план завоевания земель к югу от Альп, перестав бороться со своим соседом, своим племянником Людольфом, таким же саксом, как и он, но также твердо решившим перенести границы своего Швабского герцогства в Ломбардию. Стоило ли сокращать территории, где правили герцоги, даже ценой распада этнических единств? Оттон разделил Лотарингию на две части в 954 г.; его сын отделил Каринтию от Баварии в 976 г. Эти действия никогда не проходили без конфликтов. Когда в 1046 г. Годфрид Бородатый, который считал возможным восстановить единство Лотарингии под своим руководством, получил от Генриха III только ее южную часть, он поднял мятеж; однако потерял все: единожды восстав, он был смещен. Оставалось радикальное решение: отдавать свободные герцогства под прямое руководство правителя. Конрад II, возможно, принял такое решение; между 1028 и 1039 гг., Бавария, Швабия и Каринтия были переданы Генриху III, который с 1028 г. как раз и был соправителем. Весь юг королевства, следовательно, стал неподвластен влиянию аристократии. За этот небольшой промежуток времени, между 1042 и 1047 гг., три герцогства по очереди перешли во власть монарха. Был ли Генрих III менее смел, чем его отец? Опасался ли он встретиться лицом к лицу со знатью, которую эти внезапные и значительные изменения равновесия сил внутри королевства толкнули бы к мятежу? Чувствовал ли он себя обязанным сохранять старое устройство империи, некоторым образом освященное обычаями? Конечно, он не смог бы сразу создать значительную сферу королевского влияния. У него не было ни людей, ни даже общественных установок, способных управлять именем короля такими обширными территориями. Чрезмерный рост мог привести к катастрофе. Рассмотрим положение во Франции: король осуществляет там политику заповедной местности, но с осторожностью, присущей крестьянину, он присоединяет земли, отрезая их, участок за участком, у своих соседей. В то же время он вводит структуры, необходимые для укрепления здание, по мере его роста.

В своих герцогствах герцоги не были абсолютными хозяевами. Их власть наталкивалась на преграды, подобные тем, с которыми встречался суверен. Нижние слои аристократии не были постоянно и в полной мере связаны с герцогом как с сюзереном, способным требовать от его вассалов повиновения и совета. Феодализм, некоторые элементы которого, как мы видели, были признаны унизительными, в XI в. не полностью охватил германское общество, структура которого оставалась «горизонтальной». Местным землевладельцам, чьи амбиции были не слишком велики, их было легче контролировать, чем становиться значительными особами. Они легче, чем феодалы, соединяли части своего наследства и благодаря этому, без труда достигали положения domini terrae. К власти короля, более удаленной, чем власть герцога, они обращались в крайнем случае, чтобы защищать свою независимость. Вассалы герцога Швабского сказали ему об этом прямо, когда он хотел втянуть их в мятеж против Конрада II: «Мы не слуги, мы свободные люди, и император — наш защитник; если мы его предадим, мы потеряем свою свободу». Чтобы не описывать только достижения, достаточно вспомнить Вельфов, которые имели обширные владения в Швабии, и Захрингеров, чье господство от Черного распространялось вплоть до швейцарских земель; те и другие должны были занять свое место среди герцогов XI в. Что касается Штауфенов, то в середине XI в., занимая пост наместников Швабских, они только начинали свою карьеру. Герцоги опасались остаться в стороне от этих изменений. Они укрепляли позиции своих властных институтов, с помощью которых намеревались управлять своими территориями. Генрих II до своего избрания стремился к этому в Баварском герцогстве. В Саксонии семейство Биллунгов поднялось до звания герцогов благодаря благосклонности Оттона I. Они объединили внесеньориальные владения, ленные владения и земли своих подданных и получили значительную дань, подчинив славян. Когда Генрих III поддержал архиепископа Бременского Адальберта, миссионерская деятельность которого мешала воевать с Вендскими язычниками, они восстали против короля, который, не став их строго наказывать, довольствовался тем, что отобрал у них земли. Но едва правитель закрыл глаза, как Биллунги приняли участие в тайных собраниях саксонской аристократии и вместе с ней заявили о несправедливости, допущенной королевской властью по отношению к ним, ее представителям. В середине XI в., герцоги были не настолько слабы, чтобы король не считался с их властью. Возможно, он не был больше primus inter pares, каким некогда соглашался быть Генрих I, но знать составляла слишком уж значительный противовес его власти.

Представляла ли знать самую мощную из центробежных сил, которая препятствовала действиям центрального правления? Такое представление дел не соответствует действительности, поскольку у империи не было центра как такового. У империи была не одна, а нескольких столиц, и административные, финансовые или судебные органы не располагались постоянно в них, сам правитель там обычно не находился. Карл Великий проводил зиму в своем любимом городе Ахен, остававшемся sedes regia, оплотом королевской власти. Конечно, Ахен многое значил в жизни империи, но его значение было символическим, что в ту эпоху имело колоссальное значение, поскольку знаки играли большую роль, чем умозаключения. Коронации осуществлялись в придворной часовне, исполнявшей роль сцены, и символизировали восшествие на трон Карла Великого, solium regis, но по окончании церемонии правитель снова уезжал, иногда навсегда. Не дольше, чем в Ахене, император задерживался в Риме. Опыт Оттона III был слишком неудачным, чтобы его повторять. Константинов дар запрещал императору жить в Вечном городе, только преемник Петра мог иметь там свою резиденцию. Таким образом, императору было достаточно приехать туда, чтобы получить благословение и корону. Рим, как и Ахен, был символом, без которого нельзя было обойтись, поскольку там было сосредоточие величия истории.

Но превратить это место в резиденцию правительства было невозможно; несчастья Оттона III это доказали. Не следует забывать королевство Италию. Павия, где сохранились воспоминания о лангобардах, их железной короне и их победителе, Карле Великом, играла схожую, хотя и менее заметную роль, чем Ахен. Что касается Бургундии, там не было города, имя которого было таким же значимым, как Рим, Ахен или Павия.