Буря мечей - Джордж Мартин

— Пристало ли деве подолом вертеть? Не стану плясать я с тобою, медведь!

— Ты хочешь этого, Санса? — спросила Маргери. — У меня никогда не было сестры, только братья. Соглашайся, пожалуйста, скажи, что хочешь выйти за моего брата.

— Да, хочу, — пролепетала Санса. — Хочу больше всего на свете. Выйти за сира Лораса и любить его…

— Лорас? — раздраженно повторила старая леди. — Не будь дурочкой, дитя мое. Рыцарю Королевской Гвардии нельзя жениться — разве в Винтерфелле тебя этому не учили? Речь идет о моем внуке Уилласе. Он, правда, немного староват для тебя, но все равно славный мальчик. Вот уж кто у нас не олух — и притом он наследник Хайгардена.

У Сансы закружилась голова. Только что она была полна мечтами о Лорасе, и вдруг их так жестоко отняли у нее. Уиллас? Кто такой Уиллас? Учтивость — доспехи дамы, вспомнилось ей. Нельзя обижать их — надо тщательно выбирать слова.

— Я не имею удовольствия быть знакомой с сиром Уилласом, миледи. Он… столь же прославленный рыцарь, как его братья?

— Схватил он ее и давай вертеть! Медведь, медведь, косолапый медведь!

— Нет, — сказала Маргери. — Он не давал рыцарского обета.

— Скажи девочке правду, — нахмурилась ее бабушка. — Наш бедный мальчик — калека.

— Несчастье случилось на его первом турнире, когда он был еще оруженосцем, — объяснила Маргери. — Его конь упал и раздробил ему ногу.

— Всему виной этот змей — дорниец, Оберин Мартелл. И мейстер тоже.

— Мне грезился рыцарь, а ты косматый, бурый, и страшный, и косолапый!

— У брата больная нога, но сердце доброе, — сказала Маргери. — Он читал мне, когда я была маленькая, и рисовал мне звезды. Ты его полюбишь, как любим мы, Санса.

— Она и брыкалась, она и визжала, но все ж от медведя не убежала. Плясал с нею буши весь день напролет и с пышных кудрей ее слизывал мед!

— Когда я смогу с ним встретиться? — в замешательстве спросила Санса.

— Скоро, — заверила ее Маргери. — Когда приедешь в Хайгарден после нашей с Джоффом свадьбы. Бабушка отвезет тебя туда.

— Отвезу, — подтвердила старушка, трепля Сансу по руке и улыбаясь всем своим сморщенным личиком. — Непременно отвезу.

— Кричит она: милый ты мой, косматый, мой расчудесный медведь косолапый! На парочку эту всем любо глядеть: прекрасная дева и бурый медведь! — Маслобой проревел заключительные строки, перекувыркнулся в воздухе и прыгнул на обе ноги с таким грохотом, что задребезжали винные чаши на столе. Женщины смеялись и хлопали в ладоши.

— Я думала, эта ужасная песня никогда не кончится, — сказала Королева Шипов. — А вот и мой сыр несут.

В сером, окутанном сумраком мире пахло сосной, мхом и холодом. Бледный туман поднимался от черной земли, пока всадники пробирались между камней и кривых деревьев вниз, к манящим кострам, разбросанным по дну речной долины. Огней было больше, чем Джон Сноу мог сосчитать — сотни и тысячи, словно вторая, огненная, река разлилась вдоль берегов и белых вод Молочной. Джон разжал и снова сжал пальцы правой руки.

Они спускались с холмов без знамен и труб. Тишину нарушали только далекий лепет реки, стук копыт да лязг костяных доспехов Гремучей Рубашки. Вверху на широких серо-голубых крыльях парил орел, внизу двигались лошади с седоками, собаки и один белый лютоволк.

Со склона, потревоженный копытом, сорвался камень, и Призрак повернул голову на неожиданный звук. Весь день он держался от всадников на расстоянии, по своей привычке, но, когда над гвардейскими соснами поднялась луна, прибегал, светя своими красными глазами. Собаки встретили его рычанием и неистовым лаем, как всегда, но лютоволк не обращал на них внимания. Шесть дней назад самый крупный пес напал на него сзади, когда одичалые остановились на ночлег, но Призрак повернулся, лязгнул зубами, и пес отлетел прочь с окровавленной ляжкой. С тех пор вся свора держалась от волка подальше.

Конь Джона тихо заржал, но Джон успокоил его лаской и тихими словами, жаль, что нельзя с такой же легкостью заговорить собственные страхи. Он одет в черное, цвет Ночного Дозора, но со всех сторон его окружают враги. Одичалые. Теперь он один из них. На Игритт надет плащ Куорена Полурукого, его кольчуга досталась Леналу, перчатки — здоровенной копейщице Рагвил, сапоги — одному из лучников. Шлем выиграл коротышка по имени Рик Длинное Копье, но он не сумел приладить его на свою узкую голову и отдал Игритт. А Гремучая Рубашка везет в мешке кости Полурукого вместе с окровавленной головой Эббена. Еще совсем недавно Джон отправился с ними в разведку на Воющий перевал. Теперь все они мертвы, кроме него, и он тоже все равно что умер.

Впереди него ехал Рик, позади Игритт. Костяной Лорд приказал им охранять его. «Если ворона улетит, я и ваши кости выварю в котле», — посулил он им перед отъездом, улыбаясь сквозь кривые зубы великанского черепа, служившего ему шлемом. «Раз ты такой умный, стереги его сам, — огрызнулась Игритт. — А если хочешь, чтоб это делали мы, оставь нас в покое».

Да уж, поистине вольный народ. Гремучая Рубашка — их вожак, но никто из них, отвечая ему, за словом в карман не лезет.

Теперь Костяной Лорд смотрел на Джона столь же недружелюбно, как и тогда.

— Их ты, может, и провел, ворона, но Манса не проведешь. Он только глянет на тебя и сразу узнает, что ты врешь. Когда это случится, я сделаю плащ из твоего волка, а потом вскрою твой мягкий ребячий животик и зашью туда ласку.

Джон сжал руку, разминая обожженные пальцы, но Рик только посмеялся.

— Где ты возьмешь ласку в снегу-то?

В первую ночь, после целого дня езды, они разбили лагерь в мелкой каменной чаше на вершине безымянной горы. Тогда и пошел снег, заставив всех сбиться поближе к костру. Джон смотрел, как тают снежинки, падая в огонь. Он промерз до костей, несмотря на многочисленные слои шерсти, меха и кожи. Игритт, поев, села рядом с ним. Она надвинула капюшон пониже и сунула руки в рукава.

— Когда Манс услышит, как ты разделался с Полуруким, он тебя сразу примет, — сказала она.

— Куда примет?

— Да к нам же, — фыркнула она. — Думаешь, ты первая ворона, которая перелетает через Стену? В душе вы все хотели бы улететь на волю.

— А когда и я стану вольным, — спросил ее Джон, — буду я волен уйти?

— Ясное дело. — Улыбка у нее была славная, несмотря на неровные зубы. — А мы будем вольны тебя убить. Воля — штука опасная, но со временем ты привыкаешь к ее вкусу. — Она положила руку в перчатке на его ногу повыше колена. — Вот увидишь.

«Да, я увижу, — подумал Джон. — Увижу, услышу, узнаю, а когда накоплю побольше знаний, двинусь обратно к Стене». Для одичалых он клятвопреступник, но в душе остается братом Ночного Дозора, исполняющим последний долг, который возложил на него Куорен Полурукий перед тем, как Джон его убил.