Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - Александр Лукомский

Первоначальный успех предпринятых операций был очень крупный: генерал Улагай разбил дивизию советских войск, и к 5/18 августа им были заняты станицы Брюховецкая и Тимашевская (60 верст севернее Екатеринодара), со дня на день ожидалось занятие Екатеринодара и Новороссийска. Полковник Назаров, поднимая восстание против большевиков среди донцов, продвигался успешно вперед.

Но большевики успели сосредоточить к угрожаемым районах значительные силы, а восставшие казаки испытывали большой недостаток в вооружении и боевых припасах. Десантные отряды оказались в тяжелом положении.

Между тем определилось, что противник сосредоточивает против Крымских войск большие силы. Чтобы не разбрасываться и иметь на Крымском фронте достаточный кулак, а также вследствие начавшей выясняться неудачи на Кубани, генерал Врангель решил отозвать обратно отряд генерала Улагая.

Как мне сообщил начальник военного управления (письмом от 22 августа/4 сентября), отряд Улагая, отправленный на Кубань в составе 8000 человек (в том числе 2000 конных), вернулся в составе 20 000 людей и 5000 лошадей. Такой случай возможен лишь во время гражданской войны.

К сентябрю месяцу (эти данные были мне сообщены начальником военного управления) общий состав армии, по числу состоявших на довольствии, определялся в 50 000 офицеров и 270 000 солдат; из них на фронте было 19 000 офицеров и 152 000 солдат, причем из последних бойцов было – 6000 офицеров и 52 000 солдат; следовательно, ближайший тыл армии обслуживало 13 000 офицеров и 100 000 солдат, а глубокий тыл – 31 000 офицеров и 118 000 солдат. Другими словами, считая кругло, на офицера-бойца приходилось 7 офицеров в тылу и на одного солдата-бойца – 4 солдата в тылу. (В действительности число обслуживающих тыл было несколько меньше, так как в число тыловых включены раненые и больные, которые были эвакуированы в тыловые лечебные заведения.)

Это соотношение, при отсутствии глубокого тыла и значительных запасных частей, надо признать ненормальным и показывающим, что и в Крымский период борьбы с большевиками организация тыла была поставлена неправильно и тыловые учреждения чрезмерно разбухли.

Все письма, которые я получал как из армии, так и из Севастополя, давали совершенно определенное впечатление, что настроение фронта прекрасное, а в тылу начинает портиться. Жизнь в Крыму дорожала со дня на день, жалованья служащим не хватало, и, несмотря на самые суровые репрессии, в тылу началась очень сильная спекуляция.

Настроение в Крыму ухудшалось еще вследствие переполнения городов, так как генералу Врангелю не удалось, как он хотел, разгрузить тыл, отправив из него за границу всех излишних; наоборот, вследствие ходатайств чинов армии пришлось согласиться на возвращение в сентябре в Крым значительного числа семейств служащих из Константинополя, с островов Лемнос и Кипр и из Египта.

Но, несмотря на нездоровую атмосферу тыла, положение на фронте было крепкое. Некоторое беспокойство командованию армии доставлял так называемый Каховский тет-де-пон, занятый большевиками и позволявший им, владея переправой на Днепре у Каховки, постоянно угрожать ударом в направлении на Перекоп.

С целью ликвидировать эту угрозу и заставить противника очистить низовья Днепра, а с другой стороны, действиями на правом берегу Днепра поднять и поддержать восстания в районе правобережной Малороссии, командование армии в октябре предприняло крупную операцию, с переброской на правый берег Днепра значительной конной массы, поддержанной пехотой. Но операция не удалась, и войска, выдвинутые за Днепр, пришлось оттянуть обратно.

Противник же, сосредоточивший к октябрю значительные силы против нашей армии, повел наступление, как с севера на Мелитополь, так и от Каховки на Перекоп. После ряда тяжелых боев, при неожиданно наступивших суровых морозах, генерал Врангель приказал армии отойти на Крымский полуостров.

От 23 октября/5 ноября я получил из Севастополя сообщение, что наша армия очистила Северную Таврию и сравнительно благополучно заняла перешейки; сообщалось, что положение прочно, но большое беспокойство вызывает то, что Крым не обеспечен достаточным количеством продовольствия.

Крым столько раз видел у своих перешейков врага, что и на этот раз отход армии на полуостров не вызвал ни в ком серьезного опасения. Все были убеждены, что укрепленная позиция, построенная на севере Крыма, очень сильна, армия вполне боеспособна и никакой серьезной опасности не угрожает. Но поехавший на фронт генерал Врангель, ознакомившись со всей обстановкой, приказал отступать армии к портам и начать эвакуацию.

Крым был оставлен; армия, семьи служащих и значительное число гражданского населения в ноябре были эвакуированы в Константинополь.

К 6/19 ноября на Босфоре сосредоточилось 127 вымпелов, имея на борту 140 000 человек, как чинов Русской армии, так и гражданского населения, искавшего на чужбине временного убежища от кошмара красного рабства и террора.

Поразительную картину в это время представлял Константинополь и Босфор. Древний Царьград еще со времени Новороссийской эвакуации 1919 года обратился в полурусский город; много появилось над магазинами русских вывесок, открылись русские рестораны, на улицах всюду была слышна русская речь.

В эти же ноябрьские дни, когда улицы Константинополя заполнились массой русских офицеров и солдат, а Босфор был покрыт судами под русскими флагами – военным, Андреевским и национальным трехцветным, и когда с Босфора доносились приветствия русских солдат начальствующим лицам, объезжавшим приходившие суда, а по вечерам разносилась по водам Босфора русская православная вечерняя молитва, казалось, что исполнялась старинная русская мечта, и Царьград стал русским городом.

Но эта мечта, долженствовавшая осуществиться, если бы Россия не была потрясена революцией в 1917 году и не вышла бы из европейской борьбы, заменилась суровой действительностью, прибившей к берегам Босфора осколки русской государственности: не победителей и хозяев, а несчастных эмигрантов, покинувших родину и ищущих временного приюта на чужбине.

Сердце сжималось, глядя на армаду русских судов, сбившихся в кучу на указанном им месте – при выходе из Босфора в Мраморное море. Ничтожный процент из них был в полном порядке или не перегружен до чрезвычайности (был пароход, на котором вместо нормально допускавшихся двух тысяч пассажиров было погружено одиннадцать тысяч); были небольшие яхты и шхуны каботажного плавания; пришел из Керчи маленький пароход-маяк, который, вероятно, при нормальных условиях не рискнул бы перейти через Керченский пролив.

Как все эти суда благополучно дошли от Крыма до Константинополя, одному Богу известно (не дошел, пропав без вести, только один неисправный контрминоносец!). К счастью, в течение эвакуации Крыма стояла хорошая погода. В противном случае – много судов не дошло бы по назначению и много тысяч воинов и беженцев нашли бы свой конец на дне Черного моря.

При объезде главнокомандующим генералом Врангелем судов навстречу ему неслось могучее, громовое «Ура!», ясно показывающее, что вера в вождя не ослабела, что надежда на светлое будущее армией не потеряна.