Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси - Нил Гейман

Глянув случайно в окно, Толстый Чарли заметил черный «мерседес», возвращавшийся той же дорогой. На крыле у него была длинная царапина. Почувствовав себя виноватым, Толстый Чарли понадеялся, что руль не слишком повредил краску. Окна в машине были настолько затемнены, что машина, казалось, ехала без водителя…

Одна из белых девушек тронула Толстого Чарли за плечо и спросила, не знает ли он, есть ли сегодня вечером на острове хорошие вечеринки, и, услышав в ответ «нет», начала рассказывать, как позапрошлой ночью была в пещере, которую хозяин оснастил плавательным бассейном, музыкальным центром и прочими причиндалами веселой жизни. В результате Толстый Чарли совершенно упустил из виду, что черный «мерседес» пристроился в хвост микроавтобусу, проследовал за ним по всему маршруту через Уильямстаун и назад и исчез только тогда, когда Толстый Чарли снял свой велосипед с крыши («В следующий раз прихватите с собой лимон, — напутствовал его водитель) и отнес его в вестибюль гостиницы.

Лишь тогда машина вернулась к дому на скале.

Осмотрев велосипед, консьерж Бенджамин сказал, мол, незачем волноваться, его починят, и завтра он будет как новенький.

Толстый Чарли поднялся в свой номер цвета подводного царства, где на комоде красовался — точно статуя маленького зеленого Будды — лимон.

— Помощи от тебя никакой, — сказал он лимону.

А вот это было нечестно. Это же был всего лишь лимон, и ничего особенного в нем не было. Он делал, что мог.

Истории — как паутины. Они связаны друг с другом нитями сюжетов, и каждую ты прослеживаешь до центра, потому что именно там — конец. Каждый человек — ниточка в истории.

Взять, скажем, Дейзи.

Дейзи не продержалась бы так долго в полиции, не будь у нее здравой практической жилки — как правило, остальные ее только и видели. Дейзи Дей уважала Закон. Она уважала правила. Она сознавала, что большинство этих правил совершенно произвольны: постановления, где можно парковаться, а где нет, например, или часы, в которые позволено работать магазинам, — но даже эти правила были в целом полезны, так как сохраняли общество, поддерживали его на плаву.

А вот сейчас ее соседка Кэрол считала, что она сошла с ума.

— Ты не можешь просто уехать, заявив, что собираешься в отпуск. Так не делается. Это не телешоу про копов, знаешь ли. Нельзя просто носиться по свету, охотясь на преступников.

— А я и не собираюсь, — возразила Дейзи. — Просто еду в отпуск.

Она сказала это так убедительно, что Разумная Полицейская на задворках ее сознания потрясенно замолкла, а потом принялась объяснять, как и чем именно она нарушает правила. Первой в перечне шла отлучка без разрешения, а это, бормотала Разумная Полицейская, равнозначно дезертирству…

И продолжала свой перечень проступков и укоров всю дорогу до аэропорта и весь перелет через Атлантический океан. А еще твердила, что даже если Дейзи удастся избежать нестираемой черной пометки в личном деле (не говоря уже о том, что ее вообще могут вышвырнуть из полиции), даже если она сумеет найти Грэхема Хорикса, то все равно ничего не сможет сделать. Полиция ее величества весьма неодобрительно смотрит на попытки похищения преступников на территории других государств, а ведь сомнительно, что удастся уговорить Грэхема Хорикса добром вернуться в Соединенное королевство.

Только когда Дейзи сошла с маленького самолетика, который привез ее на Сан Андреас с Ямайки, только когда в лицо ей ударил ветер острова — пахнущий землей и пряностями, влажный, почти сладкий ветер Сан Андреаса, только тогда Разумная Полицейская умолкла, перестав талдычить про чистейшее безумие, в которое она пустилась. И все равно так вышло только потому, что Разумную Полицейскую заглушил другой голос, который распевал: «Бойтесь, злодеи! Бойтесь! Спасайтесь! Бойтесь, злодеи!», и Дейзи зашагала в такт его песне. Грэхем Хорикс убил женщину в темном чулане за своим кабинетом, и ему это сошло с рук. Ба, да он сделал это практически под носом у самой Дейзи!

Сердито тряхнув головой, она забрала дорожную сумку, сообщила сотруднику паспортного контроля, что приехала в отпуск, и направилась к стоянке такси.

— В отель, пожалуйста, — сказала она водителю. — Не слишком дорогой, но и не в клоповник.

— Я знаю как раз то, что тебе нужно, золотко, — отозвался таксист. — Запрыгивай.

Открыв глаза, Паук обнаружил, что растянулся лицом вниз на песке, точнее — его так растянули. Руки были привязаны к большому вкопанному в землю шесту. Ногами он пошевелить не мог, как не мог и вывернуть шею, чтобы посмотреть, что там у него за спиной, но готов был поспорить, что ноги у него тоже стянуты веревками. Когда он заелозил, чтобы приподняться с земли и заглянуть назад, заныли раны.

Он открыл рот, и в пыль, размочив ее, стекла лужица темной крови.

Услышав какой-то звук, он насколько возможно вывернул голову. Сверху вниз на него с любопытством смотрела белокожая женщина.

— С вами все в порядке? Глупый вопрос. Посмотрите только, в каком вы виде! Вы, наверное, тоже «каспер». Я правильно поняла?

Паук задумался. Почему-то он сомневался, что он «каспер», а потому мотнул головой.

— Если вы «каспер», вам совершенно нечего стыдиться. Совершенно очевидно, что сама я «каспер». Раньше я такого выражения не слышала, но по дороге сюда познакомилась с очаровательным пожилым джентльменом, который мне все объяснил. Дайте-ка посмотрю, не могу ли я вам помочь.

Присев рядом с ним на корточки, она попыталась развязать веревки.

Ее рука прошла прямо сквозь него. Паук почувствовал, как ее пальцы завитками тумана погладили его кожу.

— Боюсь, я не могу вас коснуться, — сказала она. — Впрочем, это не так плохо: значит, вы еще живы. Поэтому смотрите веселей.

Паук понадеялся, что странный призрак поскорее уберется. Ему и без этой болтовни трудно было собраться с мыслями.

— Как бы то ни было, стоило мне во всем разобраться, как я приняла твердое решение остаться на Земле, пока не отомщу моему убийце. Я объяснила это Моррису, это мой муж, он был на телеэкране в универмаге «Селфриджес», и он сказал, что, на его взгляд, я совершенно не понимаю, что значит оставить позади мирское. Но говорю вам, если кто-то думает, что я подставлю вторую щеку, его ждет ох какое разочарование. Да и вообще был уже ряд прецедентов. И уверена, представься мне случай, я еще как сыграю Банко. Что? Не понимаете? Я про ту сцену у Шекспира, где Макбет видит на пиру призрака. Вы говорить-то умеете?

Паук покачал головой, и собравшаяся в бровях кровь закапала ему в глаза. Глаза сразу защипало. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы отрос новый язык? Прометею удавалось отращивать новую печень ежедневно, а Паук был уверен, что с печенкой мороки гораздо больше, чем с языком. Печень отвечает за химические реакции, там есть билирубин, мочевина, энзимы и все такое. Там расщепляется алкоголь, а это само по себе — серьезная работа. А язык только говорит. Ну, конечно, еще и лижет…