Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

«Да, успех в этом мире сопутствует таким, как ты, – подумал я. – Тем, кто убивает людей с таким хладнокровием, словно речь идет о мухах».

Воувелл нахмурился, но, судя по всему, на этот раз его гнев возбудили не мои неуместные замечания, а воспоминания о глупости Рейнольдса.

– Я сказал ему, что Эдит надо закопать, и отправился к тому месту, где мы привязали лошадей, чтобы взять лопату. На обратном пути услышал какое-то хлюпанье. Приблизился и увидел, что тело Эдит торчит из жидкой грязи ногами вверх и папаша уже сорвал с нее панталоны, так чтобы все могли увидеть ее сокровенные части. Рейнольдс крикнул, чтобы я подошел и помог ему выбраться. Оказалось, он сильно повредил ногу. Удивительно, что столь дряхлый старикан ухитрился справиться с подобным делом в одиночку. Но когда человек одержим яростью, его силы удесятеряются. Я затащил Рейнольдса на мост и заявил, что похороню Эдит, как и намеревался вначале. В ответ он заорал, что, если я посмею это сделать, весь Норидж узнает, что я вовсе не вольнодумец, каковым прикидываюсь, а тайный осведомитель городских властей и Саутвелла. – Воувелл пожал плечами. – Я понимал, что, убив столь влиятельного человека, могу навлечь на себя опасность. К тому же мне было ровным счетом наплевать, вздернут Болейна на виселицу или же сочтут невиновным. В результате я оставил все как есть, помог старику взобраться на лошадь – ногу он повредил так серьезно, что, думаю, теперь будет хромать до самой смерти, – и мы отправились восвояси. Вскоре после этого я решил покинуть дом Рейнольдса и всецело посвятить себя шпионской деятельности. Понятно было, что грядут крупные беспорядки; к тому же выходки старого хрыча превысили меру моего терпения. Тем не менее я согласился оказать ему последнюю услугу и выпустил близнецов из камеры во дворце графа Суррея. Саутвелл тоже хотел, чтобы эти молодчики оказались на свободе. Он рассчитывал, что Джеральд и Барнабас будут ему полезны. Сэр Ричард намеревался поставить в этом деле точку, отравив Болейна в тюремной камере, но попытка сорвалась. – По губам рассказчика скользнула жутковатая улыбка. – Но так или иначе, мастер горбун, моя история закончена.

– А почему Болейн наотрез отказывается сообщить, где находился в тот вечер между девятью и одиннадцатью часами? – задал я вопрос, который давно меня мучил.

– Я слышал краем уха, как Рейнольдс и Саутвелл говорили об этом, – равнодушно пожал плечами Воувелл. – Вне всякого сомнения, тут кроется какая-то очередная их хитрость. Однако мне она неизвестна. – Он вновь расплылся в улыбке. – Но все равно вы узнали от меня гораздо больше, чем я от вас. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Как и обещал, я сейчас отведу вас во дворец графа Суррея. Завтра вы вместе с другими джентльменами сыграете роль живого щита и, вне всякого сомнения, будете убиты.

Подобного поворота событий я никак не ожидал.

– Не сомневался, что вы прикончите меня здесь, – пробормотал я, ощущая, как голова у меня идет кругом от изумления.

– Ваша смерть способна возбудить ненужные вопросы, а я не хочу навлекать на себя даже тени подозрения, – возразил Воувелл. – За те несколько часов, что вам осталось провести в этом мире, вы можете передать мой рассказ кому угодно, хоть птицам за окном. Мне от этого не будет никакого вреда, а вам все равно не поверит ни одна живая душа, кроме разве что молодого Николаса. К тому же я должен покинуть лагерь. В высших кругах решено, что здесь я более не принесу пользы. Грядущая битва положит бунту конец. От капитана Кетта я получил приказ срочно отправиться в саффолкский лагерь, узнать, готовы ли они прийти завтра нам на помощь. Но разумеется, ни в какой Саффолк я не поеду. Меня ждет новое важное поручение – на этот раз за границей.

– И кто же вам дал это поручение?

– Тайный совет, – сияя от гордости, сообщил Воувелл. – Саутвелл на днях передал мне последние распоряжения. Я очень рад, что не придется ехать в Лондон. Чутье подсказывает мне, что дни протектора Сомерсета сочтены. Он потерпел сокрушительное поражение в Шотландии, и Тайный совет считает, что в отношении мятежников он не проявил нужной твердости. – Майкл встал, расправил плечи и с самодовольным видом похлопал себя по груди. – Я знаю слишком много. Иногда это бывает забавно. Что ж, идемте.

Воувелл спрятал нож, подошел ко мне и грубо дернул за руку, заставляя встать. Выйдя из хижины, я увидел, что солнце уже клонится к закату. Со стороны Нориджа доносился грохот орудийных залпов.

– О, судя по всему, швейцарские ландскнехты уже прибыли, – ухмыльнулся Майкл. – Наверное, развлекаются, паля в воздух. Я слышал, они любят немного позабавиться, прежде чем приняться за свою любимую работу – убивать.

Воувелл бесцеремонно погнал меня в сторону бывшего дворца графа Суррея. По пути он не произнес ни слова и, когда я попытался завязать разговор, грубо приказал мне заткнуть пасть. Лицо его вновь приобрело обычное непроницаемое выражение. Мысленно я не мог не восхититься его актерским мастерством. Заставляя пленника ускорить шаг, Воувелл то и дело толкал меня в спину, которая и без того мучительно ныла. Наконец мы оказались у ворот дворца. Майкл о чем-то пошептался с одним из солдат, стоявших в карауле, повернулся и, не удостоив меня прощального взгляда, зашагал по дороге прочь. Пришлось выдержать множество новых пинков, пока солдаты вели меня в дом и заставляли подниматься по лестнице. Но вот дверь одной из комнат распахнулась, и меня втолкнули внутрь.

Я оказался в просторном зале с огромным окном, из которого открывался вид на лагерь. Возможно, в краткие дни своей славы граф Суррей вместе с гостями любовался отсюда красотами природы. Ныне в комнате находилось человек двадцать заключенных, скованных общей цепью, которая тянулась от одной стены к другой; оба конца цепи были прикреплены к толстым железным кольцам. Запястья всех арестантов были скованы кандалами, снабженными висячим замком. Когда я вошел, ко мне обратилось двадцать пар потухших равнодушных глаз. Трудно было поверить, что еще два месяца назад эти грязные, оборванные люди правили нашей страной. Овертон обнаружился в дальнем конце помещения, рядом с Джоном Болейном. Лицо Николаса выражало величайшую тревогу, Болейн выглядел таким же изможденным и безучастным, как и все прочие. Караульный, приковав меня рядом с ними, вышел и закрыл за собой дверь.

– Этот мерзавец Воувелл мучил вас? – спросил Николас.

– Нет, он рассказал мне много интересного, – усмехнулся я.

И, устроившись на полу поудобнее, поведал обо всем, что мне довелось узнать. О вчерашнем разговоре с Питером Боуном, который натолкнул меня на мысль о том, кто убил Эдит Болейн. О том, как Воувелл догадался по моему лицу, что я его раскусил, и решил меня уничтожить. Рассказал я и о том, что сегодня, сознавая, что я более не представляю для него угрозы, Майкл пустился со мной в откровенности. Николас и Болейн слушали, оцепенев от ужаса; ближайшие к нам узники, казалось утратившие интерес ко всему на свете, тоже навострили уши. Любопытство, одно из неизменных свойств человеческой натуры, пересилило даже страх смерти. Когда я смолк, Джон Болейн испустил тяжкий вздох.