Первый контакт - Мюррей Лейнстер

Он вылез из машины и принялся разглядывать что-то в свете фар. Потом осторожно прикоснулся к находке. Он сделал машине знак сдать назад и пронзительно засвистел. Из дома, от которого они только что отъехали, высыпали полицейские. Галиль коротко отдавал им приказы на турецком. Света фонариков им, похоже, оказалось недостаточно, и они принялись чиркать спичками. Через некоторое время Галиль и еще один полицейский аккуратно подняли находку и с величайшей осторожностью отнесли на обочину, где и прислонили ее к стене. Потом Галиль присел на корточки и еще раз осмотрел ее в свете спичек.

После этого он поднялся и отряхнул руки. Вернулся к машине и вновь уселся в нее. Он что-то сказал водителю по-турецки, и машина снова отправилась в путь, но уже медленнее. К следующему повороту она подъехала на черепашьей скорости.

— Что это было? — решительно спросил Мэннерд. Лейтенант Галиль заколебался.

— Боюсь, это было очередное покушение на вашу жизнь, — извиняющимся тоном сказал он. — Бомба. Мои люди не видели, как ее закладывали, улица слишком извилистая.

Мгновение в машине было слышно лишь дыхание пассажиров. Они выехали на улицу пошире и прибавили скорости. Потом Галиль продолжил:

— Как я уже говорил, мистер Мэннерд, когда мистер Коглен будет писать послание, которое мы показали ему вчера, он захочет, чтобы все произошло в точности так, как произошло. Поэтому в его записке не будет ничего точного. Он не упомянет ни выстрелов, ни бомб, ни времени, ни места покушений. Из этого я делаю заключение, что вы благополучно доживете до конца дела. И прилагаю все усилия, чтобы так оно и случилось.

Коглен наконец обрел дар речи.

— Но вы не можете рисковать человеческими жизнями на таком безумном основании!

— Я предпринимаю все мыслимые меры предосторожности, — устало сказал Галиль. — В том числе прошу вас на ночь остаться в отеле «Петра», где вас вместе с мистером Мэннердом и мисс Лори будут охранять мои люди.

— Если ей что-то угрожает, я определенно остаюсь! — буркнул Коглен.

Машина выехала на еще более широкую улицу. Стало людно. Здесь, в современном районе, освещение было электрическим. Здесь были и кинотеатры, и автомобили, и люди в полностью европейском платье, а не в одеяниях, сочетающих западные и восточные традиции, какие встречаются в более бедных кварталах. Впереди показался переливающийся огнями отель «Петра».

Полицейская машина остановилась перед самым входом. Галиль вышел и небрежно огляделся по сторонам. Слонявшийся поблизости зевака подал ему неприметный знак. Галиль кивнул. Зевака нога за ногу зашагал прочь. Галиль открыл заднюю дверцу машины.

— Вам придется еще немного потерпеть мое общество, — сказал он учтиво. — Я буду на страже, пока дело не подойдет к развязке.

Они вошли в вестибюль и направились к лифту, лишь слегка приободренные многолюдностью и ярким освещением.

— А где Дюваль? — внезапно спохватился Коглен. — Он тоже замешан в этом деле.

— Он остался на улице Хусейна, — коротко пояснил Галиль. — Бедняга! Он обручен с логикой и влюблен в прошлое. Его так и тянет совершить преступление в состоянии аффекта. Но я оставил своих людей присмотреть за ним.

Они всей гурьбой втиснулись в лифт. Он поднялся наверх. В холле перед номером Мэннерда какой-то человек полировал деревянные панели. Он выглядел в точности как служащий отеля, но кивнул Галилю.

— Один из моих, — сказал турок. — Пока что все спокойно. Другие охранники тоже поблизости.

Они вошли в номер. Вид у Мэннерда был откровенно мрачный.

— Я закажу чего-нибудь поесть, — заявил он Галилю. — Уже почти десять, а ужин мы пропустили. Но надо наконец разобраться со всеми этими загадками. Я хочу поговорить начистоту. Если кто-то действительно заложил на той улице бомбу, и если у устройств бывают дубли…

Он пребывал в таком состоянии духа, когда последовательное мышление дается с трудом. Слишком все это необъяснимо, слишком многое не вяжется друг с другом. Начиная от рассказа Коглена о книге с невероятным посланием — которое Мэннерд теперь увидел воочию — до не укладывающегося в голове выстрела, выбившего у него из руки чашку с непостижимым образом отравленным кофе. Не говоря уж о физическом феномене появления льда без морозильного устройства и серебристой пелене, оказавшейся совершенно нематериальной.

Мэннерд был инженером, человеком трезвого ума. Он готов был взглянуть в лицо любому факту, а о теории задумывался уже потом. Но он не был способен разом воспринять такую уйму вещей, каждая из которых противоречила всем мыслимым теориям. Вид у него был раздраженный, упрямый и слегка испуганный одновременно.

— Когда я пытаюсь задуматься над этим, то не верю даже тому, что говорю сам! — сердито сказал он. — Одно событие следует за другим, и я верю в них, пока они происходят, но потом они перестают иметь всякий смысл!

Он вышел из комнаты. Они услышали, как Мэннерд поднял телефонную трубку и заказал в номер ужин на четверых. Потом резко сказал:

— Да, это все. Что? Да, она дома… кто ее спрашивает? Кто? Вот как. Что ж, скажите ему, чтобы поднимался.

Он вернулся.

— За каким дьяволом ты могла понадобиться Аполлонию, Лори? Когда я позвонил, он оказался внизу, искал тебя. Сейчас он будет здесь. — Потом Мэннерд вернулся к прежней теме, все так же продолжая возмущаться. — Говорю вам, мы не с той стороны подходим к этому делу! Похоже, кто-то пытается меня убить. Не знаю, зачем я им понадобился, но, раз уж им так приспичило, это не очень сложно осуществить! И вовсе незачем прибегать к таким ухищрениям. Никто не стал бы сваливать в одну кучу и попытку убить кого-то, и книгу восьмисотлетней давности, и этот фокус с отпечатками пальцев Томми, и дубль устройства, и все остальное. Не стоило затевать такое ради самого заурядного убийства — да и ради мошенничества тоже. Так что…

В дверь номера позвонили. Кошен пошел открывать.

При виде Кошена Аполлоний заметно вздрогнул.

— Я получил записку от мисс Мэннерд, — сказал он с достоинством. — Она попросила меня поддержать ее в этот трудный час…

Из-за спины Кошена раздался голос Мэннерда:

— Черт побери, здесь все далеко не так сложно! Цель проще! Мы все сваливаем в одну кучу! Пытаемся связать вещи, которые не имеют отношения друг к другу!

Аполлоний ахнул:

— Да ведь это же… это же мистер Мэннерд?

— Да, а что? — удивился Кошен.

Что-то лязгнуло. Судя по всему, зубы Аполлония. Он привалился к двери.

— Прошу прощения! Мне надо прийти в себя. Я не хочу лишиться чувств. Это… это невероятно!

Кошен ждал. Лицо толстяка скрывалось в тени. Он несколько раз глубоко вздохнул.

— Думаю… думаю, теперь я уже пришел в себя. Кошен закрыл за ним дверь. Аполлоний вошел в гостиную своей обычной переваливающейся походкой, но без неизменной улыбки во весь рот. Он замысловато поклонился Мэннерду и Лори; лицо его покрывала испарина.