Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

– Пошли обратно через парк, – предложил он.

– Пешком? Давай.

Но сперва небольшой крючок, подумал он. Немного пройтись по Семьдесят второй. Красивая улица, одно удовольствие. Когда они дошли до Сентрал-Парк-Уэст, Горэм остановился и указал на «Дакоту».

– Знаешь, кто там жил?

– Скажи.

– Джон Леннон. «Битлз».

– Точно, я знала. Его там застрелили. А его жена Йоко Оно разбила в парке напротив красивый садик.

– Ты бывала там?

– Я же знаю, что ты все равно поведешь.

– Еще бы! Конечно поведу.

Они перешли через Сентрал-Парк-Уэст и вступили в парк. Горэм подвел Эмму к входу в сад Йоко Оно.

– Он называется «Земляничные поля», в честь битловской песни, – сообщил он.

– Ясно.

– А теперь посмотри на памятную табличку на земле. Что там написано?

– «Представь себе».

– Точно. Это тоже в честь песни. – И Горэм намычал начало.

– Пап, тебе правда не стоит петь.

– В ней говорится, что все должны жить в мире. Пожалуй, она вообще о многом важном для Джона Леннона. Но подлинный смысл отчасти экзистенциальный. Ты сможешь изменить мир, если готов представить что-нибудь лучше. Ты должен вообразить. Улавливаешь?

– Ну раз ты так говоришь…

– Да, говорю.

Они обошли вокруг сада.

– Когда-то здесь водились олени.

– Как и во всем Уэстчестере.

– Верно. На Манхэттене были сплошь индейские охотничьи угодья, когда пришли голландцы. Твои, между прочим, предки.

– Да, папа. – Она закатила глаза, но с улыбкой. – Я в курсе. Мой род происходит от голландцев, англичан и еще не знаю кого.

– Бродвей был в основном индейской тропой. А другая тянулась на восток от Центрального парка.

– Классно. Я обязана все это знать?

– По-моему, да.

– Что-нибудь еще?

Горэм помолчал. Он думал.

– Забавно, что это место названо «Земляничными полями» в честь песни, потому что изначально здесь запросто могла расти земляника. Ты хоть раз ела лесную землянику?

– Вряд ли.

– Это надо при случае исправить. Устроим пикник и будем есть лесную землянику.

К его удивлению, эта мысль ей понравилась.

– Можно. Пикник! – Она взяла его под руку. – Точно устроишь? Обещаешь?

– Честное слово.

Они пошли через парк. Солнце припекало. Горэм больше не читал нотации, и Эмма была ужасно рада просто идти с ним рядом и молчать.

Он подумал, что у него хорошие дети. Все, что им нужно, – вызов. Взять их друзей. Ли, например, китаец, а поступил в Гарвард. А те, кто за последние десятилетия выбился в мэры? Фьорелло Ла Гуардиа, Эд Коч, Дэвид Динкинс, Руди Джулиани – еврей, чернокожий, итальянец… Все они тяжким трудом вырвались из нищеты. Нравится это или нет, но какая история для великого города! Среди друзей его детей было множество выходцев из богатых семей, двумя поколениями раньше селившихся в Нижнем Ист-Сайде. Американская мечта была не мечтой, а реальностью. Люди искали свободы и пусть с великим трудом, но обретали ее. Для этого нужна протестантская трудовая этика. И еще – держать нос по ветру.

Он вспомнил доктора Карузо, который один раз в неделю вел в своей клинике в Бронксе бесплатный прием. Об этом мало кто знал. Но тот же Карузо блестяще воспользовался рыночным бумом и в 2008-м продал акции по наивысшей цене. Купил особняк на Парк-авеню, стоивший кучу денег. По стечению обстоятельств тот тип, что в итоге приобрел квартиру 7В, был обвинен в мошенничестве.

– У нас такое впервые, – заметил Ворпалу Горэм. – Раньше у нас не было преступников. И кто бы мог подумать? – Он покачал головой. – Денег-то было в шесть раз больше, чем нужно!

К счастью, Ворпал не уловил иронии.

Через два года после трагедии 11 сентября Горэм Мастер ушел из банка, и когда это произошло, ему показалось, что нет ничего естественнее. Все случилось однажды за обедом.

Они с Мэгги взяли за правило раз в несколько месяцев видеться с Хуаном и Джанет, и вот одним воскресным днем, когда они пришли к Кампосам, Хуан за поздним завтраком обронил, что из всех магистров – выпускников Колумбии единственный, с кем было бы любопытно встретиться, – Питер Кодфорд.

– Это можно устроить, – ответил Горэм, и когда Питер оказался в городе, Горэм с Мэгги пригласили их всех на обед.

Состоялась радостная встреча трех старых друзей. Питера особенно заинтересовала деятельность Хуана.

– Мне очень любопытно твое мнение об Эль-Баррио, – сказал он за десертом, – так как мы с Джуди организуем фонд для центральных районов больших городов[110]Америки. Мы хотим выявить общенациональные проблемы, и Эль-Баррио – замечательное зеркало.

– Теперь понятно, что ты и впрямь разбогател! – рассмеялся Хуан.

– Если добился финансового успеха, то приходится решать, что делать с деньгами. Но мой вклад положит фонду только начало. Важнейшей задачей будет привлечение новых средств. Думаю, нашей администрации отчаянно нужен банкир.

– Может быть, Горэм подойдет, – сказала Мэгги.

– Серьезно? – Питер повернулся к Горэму. – Тебе это интересно? Я не смогу платить тебе столько же, сколько ты получаешь в банке, но задача действительно увлекательная. – Он глянул на Джуди, и та с улыбкой кивнула. – Давай обсудим – я с удовольствием, если хочешь.

Через полгода Горэм стал первым исполнительным директором Фонда Кодфорда. Вкупе с доходом от банковских акций и окладом, который ему назначили в фонде, на жизнь хватало. Теперь он зарабатывал намного меньше, чем Мэгги, но что с того?

И Горэм достиг блестящих успехов. За годы работы в банке он приобрел колоссальный опыт, но искреннее радение о деятельности фонда превратило Горэма в отличного пропагандиста его целей, и он открыл в себе талант к привлечению средств. Он в жизни не был так счастлив. Год назад ему даже воздали почести на приеме в городской администрации.

– Но впереди еще долгий путь, – сказал он Мэгги. – Я не успокоюсь, пока не заставлю раскошелиться Ворпала и Бандерснатча.

– Обработаем их вместе, – пообещала она.

Когда они подошли к дому, Горэм чмокнул Эмми в щеку:

– Спасибо, что сходила со мной взглянуть на Шагала.

– Это было занятно. Ты что, не идешь домой?

– У меня есть дельце. Вернусь через полчаса.

– Ладно, папа, – улыбнулась она. – Спасибо.

Горэм пошел по Парк-авеню. Дельца не было никакого, просто хотелось еще немного пройтись. Парк-авеню выглядела великолепно. Никто и не подумал бы, что на дворе тяжелые времена – не такие, признаться, плохие для юристов, хотя за последние полтора года семейный капитал значительно уменьшился. Но многим приходилось трудно.