Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Эйзенхауэр тоже считал, что «ничто не оправдывает обмана»[2805]. В реальности и он, и Даллес приняли бы даже двуличие, если бы Британия и Франция представили им быстрый свершившийся факт. Но вышло так, что президенту пришлось столкнуться с полным провалом, за время которого Россия подавила восстание в Венгрии (2 ноября). Даллес лег в больницу для удаления раковой опухоли (3 ноября), а сам президент боролся за перевыборы (6 ноября). Во время этой критической недели он подавлял свою ярость и отлично показал себя в роли мирового государственного деятеля. Эйзенхауэр «вымораживал» Идена политически, но утверждал: их личные отношения остаются дружескими и теплыми. Он даже заявил, что понимает, почему премьер-министр ответил на оскорбление Насера «в стиле середины викторианской эпохи», одновременно задумавшись, «не стоит ли за этим рука Черчилля?»[2806]

Президент выступил против интервенции России на Ближнем Востоке и отверг предложение Москвы о том, что Советский Союз и США должны вместе выступить против Великобритании и Франции. Чтобы навязать свою волю, он развернул подавляющую экономическую мощь Америки, мгновенно превратив Гарольда Макмиллана из ястреба в голубя. «Мы должны остановиться, мы должны остановиться, — восклицал министр финансов, — или у нас не останется долларов к концу недели!»[2807]

Эйзенхауэр не только отказался поддержать фунт, но и настаивал: «Целям мира и стабильности следует служить, не проявляя поспешности в попытке оказать чрезвычайную помощь Великобритании в поставках нефти»[2808]. Он воспользовался враждебностью к операции в Суэце в странах Содружества — Канаде, Индии и Пакистане. США мобилизовали поддержку в ООН, ставшей не только форумом мирового мнения, но и органом, способным наложить санкции на государства-парии.

Под этим давлением Идеи сломался. Он провел собрание кабинета 6 ноября, на котором предупреждение Макмиллана о падении курса фунта стерлингов оказалось решающим. Поэтому Иден позвонил Молле и сказал, что не может продолжать. Один французский чиновник записал этот безумный выплеск отчаяния: «Мне конец. Я не могу больше держаться. Весь мир осыпает меня бранью… Я даже не могу полагаться на всех консерваторов. Архиепископ Кентерберийский, церковь, нефтяники — все против меня. Содружество разрывается на части. Неру хочет разорвать связи. Канада и Австралия больше за нами не идут. Я не могу выкопать могилу короне… Я не могу сделать Англию единственной защитницей»[2809].

Так что о прекращении огня объявили в тот самый день, когда в Порт-Саиде произошло вторжение с моря. Иден считал египтян трусами, но они упорно сопротивлялись. Силы союзников смогли только лишь занять северную оконечность канала, который теперь был заблокирован судами, затопленными Насером. Враждебные действия прекратились так резко, что первые британские подразделения оттягивали назад как раз в тот момент, когда высаживались прибывшие позднее части. Генерал Стоквелл сухо информировал Военное министерство: «Теперь мы достигли невозможного. Мы идем в обе стороны одновременно»[2810].

Эйзенхауэр упрямо следовал своим курсом, намереваясь восстановить статус-кво. Он давил на израильтян и уговаривал их, пока они не ушли с Синайского полуострова. Президент США отказался поставлять финансовый «фиговый листок»[2811], чтобы скрыть англо-французскую обнаженность, пока Суэц не передадут силам ООН. Договоренности об этом достигли через месяц. Британское правительство делало все возможное, чтобы представить отступление, как победу, даже заявляло, что интервенция спасла положение на Ближнем Востоке, введя в дело ООН. Тщеславие было разбито будущим лейбористским министром финансов Денисом Хили, который сказал: «Это подобно Аль-Капоне, берущему кредит для улучшения эффективности работы чикагской полиции»[2812].

На самом деле Насер впустил миротворцев ООН из милости. Его престиж поднялся, а престиж Идена упал. Премьер-министр, как выразился один депутат Парламента от лейбористов, совершил самое зрелищное отступление из Суэца со времен Моисея. «Суэцкая группа» испытывала одно лишь презрение к его слабости. Вердикт Черчилля широко цитировался: «Я сомневаюсь, что осмелился бы начать. Я никогда не осмелился бы остановиться»[2813]. Как сказал министр обороны, начать вторжение, а потом, практически сразу же, прекратить его «подобно использованию всех предварительных ласк без получения оргазма»[2814].

Иден и дальше демонстрировал свое бессилие, улетев на Ямайку, чтобы прийти в себя, несмотря на предупреждение друга, что там «все врачи черные»[2815].

По возвращении все консерваторы приготовили для него кинжалы, а самым острым запасся Макмиллан. Но прошло достаточно времени, как пророчески высказался радикальный бунтовщик Энеурин Беван, «чтобы позволить прелести политического убийства. Даже малый Цезарь имеет право на то, чтобы уйти с надлежащим декором»[2816].

Плохое состояние здоровья явилось оправданным поводом для подачи Иденом в отставку. Консерваторы предпочли Макмиллана Р.А. Батлеру на место преемника. Эйзенхауэр тоже предпочел Макмиллана, превознося его прямоту, но не увидел двуликости Януса. В тот самый день, 10 января 1957 г., когда королева Елизавета попросила Макмиллана сформировать правительство, президент задумался. Он сказал, что с Батлером было бы проще работать, потому что «Макмиллан и Иден похожи в том, что оба не могут видеть умирание Британии как колониальной державы»[2817].

Хотя французы были в гневе от дезертирства союзника и думали иначе, сам Эйзенхауэр считал: постимперская судьба ждет Великобританию в Европе. Возможное «благословение» может прийти от Суэца, сказал он, «в форме принуждения принять Общий Рынок»[2818]. Президент США считал, что следствием станет то, что Америке придется заполнить вакуум, оставленный Британией (и Францией) между Средиземным морем и Персидским заливом, пока его не заполнила Россия[2819].