Тираны и мстители - Брендон Сандерсон

class="p1">– Коди! – позвал я; он остановился и оглянулся. – Я тут недавно разговаривал с Абрахамом, и… в общем, он мне едва голову не оторвал.

– Что, сунул нос не в свое дело?

– Не в свое дело?

– В его прошлое?

– Нет, конечно. Просто поинтересовался, почему он не хочет быть главным.

– Ну, значит, близко к тому. – Коди похлопал меня по плечу. – Абрахам – странный тип, парень. Остальных можно понять. Ты сражаешься, чтобы отомстить. Я сражаюсь, потому что был полицейским и принес присягу. Миззи сражается ради своих героев, таких как Вэл и Сэм. Ей хочется быть на них похожей. Но Абрахам… из-за чего сражается он? Не знаю. За своих погибших сослуживцев в спецназе? Но если так – почему он здесь, в Разъединенных Штатах? Я смог понять только одно: Аб не хочет об этом говорить. И не стоит полагать, что он всегда такой спокойный и сдержанный, парень. – Коди потер челюсть. – Однажды я убедился в этом на собственном опыте.

– Он что, тебя стукнул?

– Сломал челюсть, – рассмеялся Коди. – Не суй нос не в свое дело, парень, – уж что-что, а это я хорошо запомнил!

Похоже, Коди не слишком переживал по этому поводу, хотя для меня сломанная челюсть выглядела более чем серьезным оскорблением.

С другой стороны – кому порой не хотелось стукнуть нашего «шотландца»?

– Спасибо. – Присев, я начал забираться внутрь снайперского гнезда. – Но насчет меня ты ошибаешься, Коди. Я больше не сражаюсь, чтобы отомстить. Я сражаюсь за моего отца.

– Разве это не то же самое, что месть?

Я достал из-под рубашки маленький символ в форме буквы S, который носил на шее, – знак тех, кто ждет дня пришествия героев.

– Нет, я сражаюсь не из-за того, что он погиб, Коди. Я сражаюсь за его мечту.

– Молодец, парень! – кивнул Коди и начал спускаться по лестнице. – Молодец!

Я залез в снайперское гнездо, цепляясь головой за низкий потолок, и, взяв винтовку Коди, подсоединил к ней свой мобильник. Очки ночного видения я снял, воспользовавшись вместо них прицелом винтовки, в котором имелась карта окрестностей и тепловизор. Более того, винтовка была снабжена продвинутой системой обнаружения звука, и, если бы неподалеку что-то послышалось, на моей карте возникло бы маленькое пятнышко.

Но пока не было слышно и видно ничего. Даже голубей.

Я улегся на оставленные Коди подушки, время от времени поворачивая винтовку из стороны в сторону. Снизу, со стороны склада, послышались голоса. Я связался с остальными, и Миззи сообщила, что моя идея отправить Коди потренироваться в параллельное измерение сработала. По ее словам, он напугал каких-то ребятишек, живших в том измерении на складе, но никого больше не встретил.

Вскоре винтовка уловила странный звук, но это оказались несколько пробирающихся переулком мусорщиков. Возле нашего склада они задерживаться не стали, направляясь в сторону окраины города, и у меня появилось время подумать. В наступившей тишине я вдруг понял, что меня мучит ощущение некоей неудовлетворенности, хотя, к собственной досаде, никак не мог сообразить, из-за чего именно. Что-то меня беспокоило – то ли насчет места, где мы обосновались, то ли насчет составленного нами плана. Что я упустил?

Размышляя над этим почти час – лишь малую долю моей смены, – я даже обрадовался, когда снова зажужжал сигнал тревоги. Я увеличил изображение ее источника в прицеле, но это оказалась лишь дикая кошка, пробежавшая по соседней крыше. Я не отрываясь следил за ней, пока она не исчезла, – это вполне мог быть эпик-оборотень.

К тому времени на горизонте забрезжил рассвет, и я зевнул, ощутив на губах вкус соли. Я бы с радостью отсюда убрался, но, увы, моя смена составляла полных восемь часов – еще шесть часов тупой тоски до наступления полудня.

Снова зевнув, я поскреб ногтем соляной край крыши. Что интересно, наш склад продолжал расти. Изменения были минимальны, но, приглядевшись внимательнее, можно было различить тонкие, словно карандашные линии, прожилки, росшие в соляном камне, будто их вырезала в нем невидимая рука.

Основные перемены в городе происходили в первый и последний день жизни каждого здания, но кое-что наблюдалось и в промежутке. Порой возникали крошечные орнаменты, которые исчезали через день-другой, подвергшись неизбежному разрушению, составлявшему бесконечный цикл существования города.

Снова зажужжал сигнал тревоги на моей винтовке, и я взглянул в прицел на карту. Звук доносился с крыши нашего склада, и мгновение спустя я услышал скрип шагов по соляному камню со стороны лестницы, которая вела с чердака на крышу. Вероятно, это был кто-то из наших, но все же я осторожно выставил мобильник из снайперского гнезда, пытаясь с помощью его подсоединенной к прицелу камеры разглядеть пришельца.

Это был Заграбаст.

Такого я точно не ожидал. Я не помнил, чтобы он когда-либо покидал свою комнату на всех трех наших базах, не считая времен, когда нам приходилось перебираться с одной на другую. Эпик стоял, прикрыв рукой глаза и глядя на далекий восход.

– Заграбаст? – спросил я, выбираясь из снайперского гнезда и волоча за собой винтовку. – Все в порядке?

– Людям это нравится, – сказал он.

– Что? – Я проследил за его взглядом. – Восход солнца?

– Они постоянно твердят про восход, – раздраженно бросил эпик. – Как он прекрасен и прочее бла-бла-бла. Как будто каждый из них – некое уникальное чудо. Не понимаю.

– Ты что, с ума сошел?

– Я все больше убеждаюсь, – сухо ответил он, – что я единственный на этой планете, кто способен здраво мыслить.

– Тогда ты наверняка слеп, – сказал я, глядя на восход. Собственно, сегодня он не представлял собой ничего особенного – в отсутствие облаков рассветное небо было практически одного цвета, вместо того чтобы охватывать весь возможный спектр.

– Огненный шар, – заявил Заграбаст. – Резкий ослепительно-оранжевый свет.

– Да, – улыбнулся я. – Потрясающе.

Я вспомнил годы тьмы в Ньюкаго, когда мы определяли время дня по тому, как тускнели огни. И еще я вспомнил, как впервые с детства оказался под открытым небом, глядя, как восходит солнце, заливая все вокруг теплыми лучами.

Восход вовсе не обязательно должен был быть прекрасен, чтобы выглядеть таковым.

– Иногда я прихожу посмотреть на восход, – сказал Заграбаст, – просто пытаясь понять, что в нем видят все остальные.

– Эй! – позвал я. – Что тебе известно про то, как растет этот город?

– А какая разница?

– Просто интересно. – Я присел. – Видишь эти прожилки? Они продолжают расти. Это что, тот самый узор, который был в кирпиче и дереве изначального здания? Если так – особого смысла нет. С другой стороны – возможно, сами сверхспособности творят здесь искусство. Не странно ли?

– Я в самом деле не знаю.

Я посмотрел