Большая книга мудрости Востока - Сунь-Цзы

Что касается функциональных предметов, то человек с хорошим вкусом должен был ограничиться только необходимым минимумом. На столе для ученых занятий (который полагалось ставить на небольшом удалении от окна) полагалось держать только маленький экран и письменные принадлежности, прежде всего «четыре драгоценности кабинета ученого»: тушь, тушечницу, кисти и бумагу. Лучшие образцы туши и кистей были настоящими произведениями искусства, и их хранили в лаковых коробочках, нередко украшенных инкрустацией. Что касается тушечниц, то в моде были изделия из шероховатого, в красных точках – так называемых птичьих глазках – камня, который добывали в области Дуаньчжоу, на крайнем юге Китая. Стол ученого украшали также нефритовые или фарфоровые капельницы и чашки для промывки кистей, стаканы из затейливо изрезанных стволов бамбука, каменные прессы, которыми придавливали раскрытые книги. Вообще же полагалось держать под рукой лишь немного наиболее нужных книг и расставлять их так, чтобы, как выражается Вэнь Чжэньхэн, комната «не походила на книжную лавку». Перед кроватью достаточно было иметь туалетный столик с карликовым деревцем, благовониями или «старинной вещицей»[511].

Наряду с вещами, имевшими практическое назначение, в комнате ученого могли находиться и предметы, наделявшиеся скорее символической ценностью, – признаки «возвышенного духа» владельца. Такую роль играла, в частности, мухогонка с ручкой в форме волшебного гриба линчжи и белым ворсом из оленьего хвоста – символом незапятнанности «пылью пошлого мира». Другой предмет такого рода – жезл жу и, символизировавший исполнение желаний. Эти жезлы обычно выделывали из бамбука и других пород дерева, хотя Вэнь Чжэньхэн называет деревянные жезлы «отбросами» и воздает хвалу жезлам из железа, инкрустированного золотом и серебром, поскольку они «имеют древний образ»[512]. Среди знати были в употреблении и яшмовые жезлы.

Из чего же складывалась декоративная среда дома, которая, как мы выяснили, составляла подлинный фокус интерьера? Некоторые ее предметы нам уже знакомы, например картины или цветы. Но, пожалуй, главную роль в украшении дома играли антикварные вещи – лучшее воплощение вечноживой «древности». Предметом особой гордости любого ученого мужа были старинные – почти двухтысячелетней давности – бронзовые сосуды для жертвоприношений. Знатоки отдавали должное первым делом цвету сосудов – ярко-синему, если сосуд лежал в земле, или «зеленому, как кожура дыни», если он находился в воде. В любом случае подлинный сосуд должен был иметь «густой и сочный» цвет. Впрочем, Вэнь Чжэньхэн отмечал, что «так бывает не всегда»[513]. Сосуды позднейших времен часто были просто черными и ценились, разумеется, намного меньше. Естественная коррозия металла создавала на поверхности сосуда трещинки, напоминавшие знаки древних печатей или даже первобытный язык «птичьих следов». Сосуды, не находившиеся в земле, имели темно-коричневый цвет, а их поверхность была испещрена красными пятнышками. Распознать поддельный сосуд не составляло труда, поскольку в нем коррозия не проникала в толщу металла.

Бронзовые сосуды давали обильную пищу для нравоучительного созерцания: считалось, что богато украшенные и покрытые надписями сосуды династии Чжоу выражали главную добродетель последней – изящество, а более простые сосуды эпохи Шан являли взору главное достоинство людей того времени – искренность. Кроме того, согласно распространенному поверью, они обладали свойством отвращать вредоносные силы. Дун Цичан воздал хвалу бронзовым сосудам за то, что они дают редкую возможность проникнуть в душу древних, но более всего в изделиях древних мастеров его восхищало то, что в них воочию видны «превращение вещей и работа преобразований», о которых и не догадываются обыкновенные коллекционеры, ослепленные торгашеским духом[514]. А вот всегда оригинальный Ли Юй, скептически взиравший на ажиотаж вокруг антиквариата, утверждал, что книги куда лучше, чем вещи, позволяют узнать древних мудрецов[515]. Находили сосудам и практическое применение. Чаще всего их использовали в качестве цветочных горшков, ибо считалось, что, пролежав тысячи лет в земле, бронза впитывает ее «дыхание», которое благотворно воздействует на помещенные в сосуды растения. Очень часто сосуды превращали в курильницы. Не лежали без дела и другие древние бронзовые предметы. К примеру, крючки для застежки халатов прибивали к стене и вешали на них живописные свитки.

Другой ценной реликвией любого китайского дома были древние изделия из яшмы – скипетры, печати, диски, украшения и проч., – чей затейливый узор, гладкая поверхность, дымчатая глубина и прочие приятные свойства выражали добродетели возвышенного мужа. Как воплощение «высшего ян» и «семени дракона», яшма тоже наделялась магическими свойствами. Минские авторы различают восемь разных сортов яшмы и нефрита, из которых самой ценной считалась яшма «белая, как бараний жир». Несколько уступала ей по качеству яшма цвета «льда» или «рисовой каши»[516]. Большое значение придавалось и узорам яшмы, коих китайские коллекционеры различали более трех десятков видов. Законодатели утонченного вкуса упоминают о предметах из белой и желтой яшмы – печатях, прессах, подлокотниках и т. п.