Клуб первых жен - Оливия Голдсмит

– Аарон, я буду говорить прямо, – начала Анни. – Я думаю, что, в конце концов, мы можем быть вместе. Я очень много думала после того вечера в Бостоне, и я приняла решение.

К удивлению Анни, Аарон поднялся и направился в соседнюю комнату. Почему он всегда избегает сильных эмоций?

– Нет, Аарон, пожалуйста, дай мне сказать то, что я хочу, именно для этого я пришла сюда.

Она жестом указала Аарону на стул. Тот нехотя вернулся.

– Я ждала твоего звонка. Я уже начала думать, что ты мне не звонишь, потому что не хочешь. Но сегодня в церкви я поняла, почему ты не звонил.

– В церкви? – спросил Аарон совсем не к месту. – С каких это пор ты стала ходить в церковь?

Анни сложила руки на коленях и выпрямилась, как бы придавая своим словам особую значимость.

– Ты боялся опять меня обидеть. Тебе нужно было, чтобы я сама позвонила. И я думаю, ты должен знать, как я люблю тебя. Я здесь, Аарон, чтобы сказать тебе, что я хочу попробовать начать все сначала. – Анни оглядела элегантную, но безликую комнату и произнесла: – Возвращайся домой, Аарон. Это место не для тебя. Мы начнем все сначала, без Сильви. У нее теперь все хорошо. А для нас все хорошее станет еще лучше. Теперь я это знаю.

Анни улыбнулась и развела руками. Но Аарон молчал. Анни взглянула на него.

– Ты ведь тоже этого хочешь, правда?

– Ты не понимаешь, Анни. Все кончено, – выпалил Аарон.

– Кончено?

– Анни, мы разведены, нашего брака уже не существует.

– Ну, это было год назад. А сейчас все изменилось. Как же так? Ведь в Бостоне…

– Ничего не было в Бостоне, – перебил ее Аарон, – мы просто приятно провели время.

Он постоянно поглядывал на дверь, ведущую в спальню. «Отчего он так нервничает?» – подумала Анни. И вдруг истинное значение его слов стало пробиваться к ней, ломая стену надежд, чудес и бездумной детской религиозности, которую она выдумала, чтобы поддержать свою страсть. Анни покраснела от унижения и начала дрожать. Ей не было бы так больно, если бы Аарон ударил ее. Нет, этого не может быть. Нет, ничего не кончено. Ведь он сказал ей, что любит. И они были вместе в ту ночь в Бостоне. И сейчас он сидел перед ней, такой сильный, прекрасный и желанный.

– Анни, – мягко сказал Аарон, – я женюсь.

Анни схватилась за горло, задыхаясь от немого крика.

– Женишься, Аарон? Что ты хочешь этим сказать?

– Вот так, Анни. Мы разведены, и я женюсь.

– Вот так?

Она сходит с ума? Может, Аарон и не любит ее, но ведь он не может любить кого-то еще. Это невозможно… Этого не может быть. Анни задыхалась.

– Поверь мне, Анни, это совсем другое, – вздохнул Аарон. Анни все еще не могла поверить. Он выдумывает. Это же безумие. Ему придется это доказать. Как маленький ребенок, Анни стала требовать доказательств.

– На ком? На ком ты женишься?

Анни услышала свой голос, который почти превратился в визг.

– На Лесли Розен.

– Кто? – Это имя было как-будто знакомо.

– На докторе Розен. Я женюсь на Лесли Розен.

Это неправда. Это шутка. Просто невероятно. Кто угодно, только не доктор Розен. Тут Анни рассмеялась.

– Но, Аарон, ты не можешь. Она была моим лечащим врачом. Моим сексопатологом. Тебе она даже не нравилась. Ты дважды консультировался у нее, она тебе совсем не понравилась.

– Анни, это было почти два года назад. С тех пор все изменилось.

– Да. Ты бросил меня, а она уничтожила.

Сердце Анни буквально выпрыгивало из груди, ей было больно дышать.

– О Боже, Аарон, и давно это у вас?

Анни закрыла лицо руками и опять вспомнила отель «Ритц».

– Но ты же переспал со мной, Аарон, мы занимались любовью, и все было, как прежде. Ты ведь сам так сказал.

Дверь в спальню распахнулась, и в комнату вошла доктор Розен.

– Все это было очень давно, Энн. Ну же, ты грезишь наяву, пора прекратить жить прошлым.

Доктор Розен подошла к Аарону и положила руку ему на плечо.

– Ты все еще изображаешь из себя жертву, Энн.

Лицо Анни горело. «Боже, они предали меня. Аарон, доктор Розен. Оба». И теперь они стали свидетелями ее унижения, а этого Анни вынести не могла. Она вскочила на ноги и сжала кулаки так, что почувствовала боль от впившегося в кожу обручального кольца.

– Я – единственный нормальный человек здесь, среди вас, – заявила Анни, бросая слова, словно плевки в лицо. Она почти не могла дышать. «Им, наверное, слышно, как у меня сердце колотится». Аарон сидел молча, уставившись на Анни. Доктор Розен стояла перед ним и тоже молчала. Они были вместе. Анни смотрела на них, и все поплыло у нее перед глазами. Лесли Розен обнимала Аарона, будто он был ее собственностью.

– Я не понимала, – простонала Анни, – я не знала, как вы ненавидели меня.

Глаза ее наполнились слезами, но она твердо решила не плакать перед ними. Потом она обратилась к Аарону.

– Единственное, что мне ясно до конца, так это то, что ты сошел с ума.

Анни ни за что не заплачет перед ними. Боль становилось невыносимой. Лицо ее исказилось. Она чувствовала себя беспомощным маленьким ребенком в присутствии двух жестоких подростков. Она должна бежать, бежать, пока они не причинили ей еще более сильную боль. Анни попыталась двинуться с места.

– Я ухожу, – тихо сказала она. – Ничего не говорите. Я ненавижу вас обоих. Вы оба ненормальные. Я ухожу.

Сделав шаг, Анни чуть не упала – у нее закружилась голова. Но она смогла удержаться, схватившись за первый предмет, который попался ей под руку. Кажется, это был стул. Дрожа всем телом, Анни пошла к двери. Ноги налились свинцом, будто приросли к полу. Казалось, потребуется вечность, чтобы пройти через эту комнату. Взявшись за ручку двери, Анни обернулась:

– Да, между прочим. Может, я и живу в прошлом, как вы говорите. Но Аарон действительно переспал со мной в Бостоне. Прошлое в данном случае – меньше чем неделя назад. Он переспал со мной – в прямом и переносном смысле слова.

Она открыла дверь и со всем достоинством, на которое только была способна, вышла, оставив Аарона и Лесли в номере отеля.

Билл пригласил Элиз на ленч. Это было странно, в последнее время сам факт обеда или ужина с Биллом вызывал удивление. Летом Элиз проводила много времени одна – в Гринвиче или в Ист-Хэмптоне. Манхэттен действовал на нее угнетающе. «Ну что, Элиз, встретимся с Нью-Йорком лицом к лицу. Он принадлежит всем женщинам, которые трудятся по-настоящему. Таким, как Линда Робинсон, Тина Браун, Эллис Мейсон и как эта дрянная Мэри Бирмингем, которая отняла Джила Гриффина у Синтии. Даже эта «вешалка» Мэри Мак-Фадден умудряется делать деньги. Да, Нью-Йорк – для тех, кто работает, и работает хорошо». У Элиз были лучшие столики у «Мортимера», в «Ле Сирк» и других престижных местах, где собирались «сливки общества». Там она чувствовала себя свободно, словно перед кинокамерой; этаким украшением витрины – перед теми, кто интересовался.