Бывшие. Измене вопреки - Лера Лето

понимаю, что он тоже растерян, но явно ее знает. Он судорожно переводит взгляд с нее на меня, стремительно бледнея.

И тут, наконец, я улавливаю смысл ее криков. В основном это нецензурные слова, и все они обращены ко мне.

Глава 28.

— Рита, какого черта? — почти рычит Дима и тут же сбивчиво обращается ко мне, поворачиваясь. — Алиса, нет, это… Мы расстались! Как только ты пришла на встречу, мы сразу расстались, несколько месяцев назад!

Он тяжело дышит, и я даже в этой суматохе могу рассмотреть, как бьется жилка у него на виске. Нервничает. Злится. Говорит правду? Но это просто невероятно, его бывшая девушка тут, я смотрю на нее и понимаю, что каким-то чудом догадалась надеть пижаму, ведь в пеньюаре я бы чувствовала себя в разы хуже.

— Ты что тут делаешь? — чуть спокойнее спрашивает он у блондинки, пытаясь взять себя в руки.

— Вырываю своего мужчину из лап какой-то голддигерши. Отодвинься от него, шваль, ни то я за себя не отвечаю! — ее голос все равно срывается в тонкий визг, который, наверное, мог бы раскалывать стаканы. Растерянно рассматриваю ее, пытаясь осознать, почему меня называют голддигершей. У меня есть деньги! Я не из-за них оказалась с Димой в одной постели. Я вообще не знаю, как так вышло.

Но как я могу обдумать это всё, когда вокруг кипят такие страсти. Дима встает с кровати и отвечает ей спокойно и четко, я даже удивляюсь этой перемене. Он, наконец, смог взять себя в руки, чего я сделать никак не могу. Наверное, когда ты находишься в кровати, то автоматически становишься более уязвимым.

— Рита, остановись, мы же взрослые люди. Это Алиса, я тебе говорил о ней. Я ее люблю. Не выставляй себя сумасшедшей.

Теперь я впадаю в полнейший ступор. Не хватало тебе, Алиса, впечатлений, так получи какую-то агрессивную женщину, вломившуюся к тебе в номер. Не хватало нервов и страхов на тему совместной ночевки — отлично, так получай же вдобавок признание в любви. Что с этим теперь делать? Как реагировать?

Блондинка застывает на секунду, как и я, но возвращается в реальность быстрее.

— Я этого так не оставлю, — бросает она и выбегает за дверь. А мы остаемся.

Некоторое время мы проводим в тишине, видимо, переваривая происшедшее.

— Что это было? — растерянно спрашиваю я. Этот вопрос дублируется несколько раз в моей голове. Что это было, говорю я, имея в виду эту девушку, взлом моего домика, оскорбления и признание в любви. Четыре пункта и все такие важные.

— Моя бывшая девушка. Ты приехала ко мне обсуждать контракт, и я порвал с ней сразу после встречи. Да, так бывает и да, я такой самоуверенный, — отвечает он четко и бесцветно. В голосе нет эмоций, все лаконично, он просто предупреждает мои вопросы.

— То, что ты сказал… это правда? — внутри все сжимается от предвкушения. Да, я не оценила его признание сразу, потому что оно застало меня врасплох. Но, может быть, нужно просто повторить его еще раз? Или парочку, для точности.

— Что мы расстались пару месяцев назад? Конечно, — кивает Дима.

— Не это, — я смотрю на него и всем своим видом даю понять, чего жду. Конечно, он понимает. Скорее всего, понял с самого начала.

Дима двигается чуть ближе, словно боясь спугнуть, и улыбается одним уголком губ.

— Что люблю тебя?

Он смотрит на меня, не отрываясь, и в глазах его плещется нежность.

— Да. С самого начала. Все эти десять лет. Просто понял не сразу, когда было уже поздно, а потом… просто жил. И вот, вдруг, еще один шанс, — он отвечает тихо и хрипло. И совершенно искренне. Когда говорят так — это просто не может быть ложью.

— Любил все десять лет? Даже когда думал, что я тебе изменила? — осторожно пытаюсь уточнить я.

Все-таки самые глупые, самые сумасшедшие и неправдоподобные ситуации всегда вызывают приступы откровенности после. Когда напряжение отступает, приходит она. Искренность.

— Да. Злился очень, простить не мог. Были женщины, — он запускает руку в волосы, взъерошивает их еще больше и говорит на грани слышимости, но я ловлю каждое его слово. — Много. Но увидел тебя и… Подумал, судьба. И решил попробовать еще раз. Ты, судя по всему, не хотела, но я товарищ настойчивый.

Дима пытается улыбаться, но я вижу, как тяжело ему даются слова. Он встает, подходя к двери, проверяет что-то и закрывает ее сначала на ключ, а потом на задвижку.

— Она, похоже, открыла ключом. Не отмычкой же. Кто мог его дать… — начинает рассуждать Дима. Но я не готова сейчас к еще одному разговору. И думать больше тоже не хочу.

— Дим, — зову я тихо, но он тут же поворачивается. — Давай спать.

Его плечи расслабляются, кулаки разжимаются. Теперь я вижу, как он был напряжен и всего лишь три моих слова дали ему возможность расслабиться. Он громко выдыхает.

— О большем я и просить не мог.

Он опять забирается на кровать, такой растерянный и тихий, ложится аккуратно, боясь меня спугнуть. Но я больше не испугаюсь. Теперь нет.

Я сама двигаю руку поближе к его, и Дима ловко переплетает наши пальцы. На большее сегодня я не способна, судя по всему, и он тоже.

Так что мы просто засыпаем, взявшись за руки.

Глава 29.

Я просыпаюсь, когда небо еще только окрасила утренняя заря. Меня разбудила какая-то непривычная тяжесть и, открыв глаза, я понимаю, что это Дима перекинул через меня руку. Интересно, а мужская рука может быть привлекательной?

Мы с Лёшей никогда не засыпали в обнимку, и уж точно никогда не касались друг друга во сне. Для нас было нормальным отвернуться на другой бок и пожелать друг другу спокойной ночи. Зимой мы спали под разными одеялами, а в момент какой-нибудь внезапной нежности он мог погладить меня по руке или приобнять на минуту, не больше. Я никогда не задумывалась об этом раньше, даже когда мама сказала, что одна кровать и два одеяла — это кривая дорожка к расставанию. Это казалось мне такой ерундой, ну просто смешнее некуда, в самом деле, ну какая разница, как спать. Не храпит, и на том спасибо.

И вот теперь я вдруг понимаю, как ошибалась. Как мне отчаянно не хватало вот таких сонных, случайных посягательств на личное пространство. Он просто перекинул через меня руку, видимо, подтягивая во сне поближе, что вполне понятно в свете последних событий. Видимо, подсознание работает в режиме «хватай-тащи» и не мне это осуждать.

Я лежу,