Пир попрошаек - Дэниел Худ

Лайам умолк, призадумавшись, потом произнес, обращаясь к лежащему в безмятежной позе уродцу:

— Я тогда не очень-то хорошо понял, зачем он превратил и себя, и своих людей в камень. Но теперь полагаю, что эти статуи были хранилищами духовных субстанций, так?

Фануил ответил не сразу и не слишком уверенно. Его мысли вливались в сознание Лайама постепенно и волнообразно, словно доносились издалека.

«Возможно. Статуи вполне могли использоваться в качестве духовных опор для переноса сущностей в иное пространство. С другой стороны, они могли служить чародею чем-то вроде вех, отмечавших дорогу из иного мира в реальный. Об этом сейчас трудно судить. А что было дальше?»

Лайам шумно вздохнул.

— Когда я проснулся, вокруг было тихо и все статуи стояли на прежних местах. Вдруг в дальней части дома раздался грохот, сопровождавшийся жутким воплем. Я побежал туда. В окнах хозяйских покоев полопались стекла, а сама статуя… Зима в тот год стояла суровая. А может быть, это сделали какие-нибудь бродяги… В общем, статуя чародея была сильно повреждена. Не хватало одной руки, нога отломилась, а лицо… лицо было сколото напрочь. Наверное, виной тому мороз, непогода… или что-то иное, не знаю. Но он не вернулся… Что-то ему помешало…

Лайам умолк. Он сказал Фануилу не все. Обломки статуи он обнаружил совсем не в том месте, где им надлежало бы находиться. Каменный человек встал и пошел, а уж потом упал… Лайам тряхнул головой, чтобы отогнать навязчивое видение.

— Ну ладно, это не важно. Вернемся к нашим делам. Полагаю, мы можем с полной уверенностью предположить, что для пришлого мага камешек Присцианов представляет особую ценность. Возможно, он рассчитывает с его помощью получить доступ к результатам магических опытов Эйрина в области духа. Так?

Дракончик шевельнул в знак согласия лапой.

«Если только Эйрин исследовал магию духа. Мастер Танаквиль, правда, не слишком-то этим интересовался, но очень многие чародеи находят магию духа весьма увлекательной, несмотря на огромный риск, с которым сопряжены подобные изыскания…»

Лайам вскинул голову.

— Риск? Какой еще риск?

«Если чародей, о котором ты говорил, работал с магией духа, то в его участи ничего странного нет. Дух — субстанция тонкая, гораздо более тонкая, чем душа. Душа может делиться, дух — никогда. Ни при каких условиях и обстоятельствах. Связь между телом, душой и духом очень сложна и не совсем понятна. Даже самые просвещенные чародеи не могут постичь ее до конца. Мастер Танаквиль как-то сказал, что чаще всего маги гибнут при попытках защитить или нарастить свой дух. А если не гибнут, то сходят с ума… Или с ними случаются вещи похуже. Ты слыхал про вампиров?»

— Лично ни с одним не знаком, но представление имею, — ответил Лайам.

«Когда маг накапливает в себе слишком много духовной субстанции, он становится порченым. Становится… не совсем человеком. Это трудно объяснить. Порченый чародей постоянно нуждается в духовной подпитке, и ему приходится всюду ее искать. Он делается совсем как вампир, только не пьет крови. Другие маги таких избегают или объединяются против них».

— И Кессиас еще удивляется, что я сержусь, когда меня принимают за мага! Уж лучше быть писцом, сапожником или, в конце концов, кузнецом! Куешь и куешь себе потихоньку, а если работа не ладится, то в худшем случае у тебя получится всего лишь плохая подкова. И с ума не сойдешь, и душа пребудет на месте. Ну, не вся, так хотя бы большая ее часть.

Фануил с укором взглянул на хозяина.

«Ты хочешь спросить меня о чем-то еще?»

Усмехаясь собственной шутке, Лайам покачал головой.

— Нет, пока все. Кстати, который час?

«Не знаю, но солнце еще не зашло. Я буду в прихожей, мастер».

Разговор с дракончиком оказался довольно длительным, и все-таки у него оставалась масса времени до вечерней поездки. Лайам недовольно нахмурился. Ждать он не любил, а потом, ему не терпелось поскорее разобраться со всеми заботами, которые он на себя взвалил. Впереди столько дел, и ни к одному из них нельзя было приступить прямо сейчас. Злобно рыкнув, Лайам вновь опрокинулся на диванчик и принялся размышлять.

Сперва надо было решить что-то с Грантайре. Лайам пообещал ей справиться у госпожи Присциан, не осталось ли после Эйрина каких-либо книг или записей и можно ли будет его гостье на них взглянуть. «И зачем только я взял на себя эту мороку?» — тоскливо подумал он. Кто знает, как воспримет подобную просьбу вдова? Эйрин умер много веков назад… Вряд ли в семье сохранились какие-то вещи этого странного господина. А если и сохранились, то вовсе не для того, чтобы в них рылись посторонние люди. Дом вдовы и так уже стал походить на проходной двор в связи со свалившимися на нее неприятностями.

Но, как бы там ни было, обещание следовало исполнить. И чем скорее, тем лучше. Разговор выйдет, конечно, не очень приятный, но откладывать его не имеет смысла. Иначе он слишком далеко зайдет в своих опасениях и вообще побоится идти с этим делом к госпоже Присциан.

Лайам прикинул, а не решить ли больной вопрос прямо сегодня, но, поразмыслив, отказался от этой идеи. У него почему-то сложилось впечатление, что почтенная судовладелица — ранняя пташка и все важные дела предпочитает решать поутру. Кто рано ложится, тому крепче спится. Кто он такой, чтобы отрывать госпожу Присциан от вечернего отдыха, да еще расспросами об имуществе давно почившего родича? Словно в подтверждение правильности принятого решения, Лайам вспомнил, что Геллус по вечерам уходит. Так что госпожа Присциан, скорее всего, никого и не принимает после ухода слуги.

«Нет, — поправил себя Лайам. — Она говорила, что Геллус в тот вечер ушел на пирушку к брату. Значит, обычно он остается с ней. Интересно, а остаются ли слуги Окхэмов на ночь? Наверняка остаются. Такая капризная дамочка, как Дуэсса, вряд ли может провести без служанки хотя бы час. Следовательно, прислугу в ту ночь отпустили в честь праздника. Или чтобы господам было привольнее пировать».

— Так-так, — пробормотал Лайам себе под нос, покусывая нижнюю губу. — Надо бы уточнить, не исходило ли предложение отпустить слуг от кого-нибудь из гостей?

Больше размышлять было вроде бы не о чем. Хотя это занятие Лайам любил, и, собственно говоря, именно оно и приносило в прошлых расследованиях наибольшую пользу. Размышляя, он сопоставлял имеющиеся в его распоряжении факты, выдвигал всевозможные версии поведения подозреваемых и тут же пытался их опровергнуть. Это давало плоды. Но сейчас подозреваемых было слишком много, а сведений о них — слишком мало, так что ему оставалось только одно — ждать. Ждать, пока кормушка, из которой клюет птица воображения, не наполнится до краев. После встречи с гостями Окхэмов и разговора с Оборотнем он сможет отпустить эту птицу в полет.

Впрочем, где-то на задворках сознания Лайама еще теплилось искушение потянуть за ниточку, ведущую к пришлому магу. Но он решил до поры до времени оставить бородатого чародея в покое. Этот тип попал в список подозреваемых лишь потому, что у него одного имелся более-менее правдоподобный мотив к совершению кражи. Но не станет же человек наводить в чужом городе справки о сокровище, которое он намерен украсть.