Гвардия в огне не горит! - Юрий Корчевский

Как стемнело, вышли к передовой. Попрыгали и за бруствер на нейтралку поползли. Архангельский заранее с сапёрами говорил, с полковыми разведчиками. Уверили, что минных полей нет, на этом участке фронта не немцы оборону занимают, а румыны, которые службу несут спустя рукава. Сначала всей группой шли, нейтральная полоса в этом месте около километра, потом легли и поползли. Впереди сапёр на всякий случай. Добрались до траншеи, почти до бруствера, метра три осталось. Полежали, вслушиваясь. Тихо. Архангельский было руку поднял, чтобы разведчики траншею преодолели, как Илья поднял кулак: «вижу или слышу опасность». На самом деле опасность он учуял. Наши бойцы на фронте одеколона не имели никогда, командиры, да и то не низового звена, а уровня комбата иной раз, если повезло, могли в Военторге купить флакон «Тройного» или «Шипра». А вот немцы или их союзники одеколоном пользовались. Илья этот запах учуял. Обычно запах чувствуется за два-три метра, стало быть, противник совсем рядом. Илья не курил, как и многие в разведке. У курящих обоняние хуже. Тихарились минут десять, потом раздался вздох совсем рядом и шаги. Видимо, часовой стоял в траншее напротив группы. Вздох и шаги слышали все разведчики, глухих в разведку не брали. Перебрались через траншею, ползли двести метров до второй линии обороны. Её минули быстро и благополучно. Отошли немного – и по роще бегом. Надо было до рассвета отойти от передовой как можно дальше. На первом же привале лейтенант спросил у Ильи:

– Ты как часового почувствовал?

Видимо, вопрос интересовал всех, разведчики головы повернули.

– По запаху. Румын или немец одеколоном пользовался. А он запах на два-три метра даёт.

– Тьфу ты! Я даже не принюхивался, – подосадовал командир.

– И я тоже, что я пёс, что ли! – поддержал лейтенанта Лощилин.

– Пёс, не пёс, а опасность единственный Сафронов унюхал, за что ему благодарность. Отдохнули? Подъём!

За ночь километров двадцать преодолели. К утру, когда темнота сереть стала, подыскали укрытие – разрушенный бомбой дом. Стоит на отшибе у деревни Пересуха. Кирпичный, что в деревнях редкость. Двух стен, как и крыши, нет. Зато подвал целый и сухой. Один из разведчиков наверху, в развалинах, дежурил, пока остальные отдыхали. Наверху ветер злой, холодный, в подвале тихо. Лейтенант фонарь зажёг, определился с местоположением. Бойцам не впервой спать на голой земле. Вещмешок под голову, и через несколько минут все в отключке. Всем хорош подвал, изъян один, но крупный – выход единственный. Если караульный заснёт, всю группу можно взять или уничтожить легко. Брось в подвал гранату, и дело сделано без потерь. Понимали все, поэтому караулы несли ревностно. От одного зависели все. За день по очереди отоспались. Как стемнело – в путь. До деревни Революционное – пятнадцать километров, потом немного больше до Боёво, а ближе к утру вышли к северной окраине села Золотухино. Село большое, на реке Снове стоит, и есть железнодорожная станция на Поныри, а ещё к селу сходятся четыре автодороги. В таких населённых пунктах удобно устраивать базы снабжения – продуктовые, боепитания или, как сейчас, топливная. Подыскали удобное место на удалении в пятьсот метров от села, в заброшенной сельской кузнице. Их в сёлах или деревнях не ставили во избежание пожара, всегда в некотором удалении. Один из разведчиков – караульным, другие отдыхать. Как полностью рассвело, командир на чердак забрался, стал в бинокль наблюдать. Немцы начали движение в селе после восьми утра, после завтрака. Сначала прошла пешая команда в десяток солдат, потом в том же направлении проехал бензовоз. Лейтенант следил за машиной, но бензовоз скрылся за домами. Через некоторое время проследовала автоколонна из бензовозов, а через час проехала назад. Машины шли тяжело, явно с грузом. Досадно, что нефтебаза оказалась в том секторе села, который не виден от днёвки разведчиков. Когда разведчики сели обедать, лейтенант рассказал о наблюдении. Выход был один: или всей группой перебазироваться, или высылать наблюдателя к утру поближе к западной окраине. Наблюдателю туго придётся – там река и железная дорога, местность открытая, укрыться сложно. Но проще это сделать одному, чем группе. Пока обсуждали, каждый высказывал своё мнение, а решение принимал командир группы, и тогда оно должно было исполняться неукоснительно. Лейтенант выбрал одного наблюдателя, и выбор пал на Илью. Идти днём опасно: охрана есть на нефтебазе и на железнодорожной станции, могут засечь.

Илья ушёл ночью, часа за два до рассвета. Ушёл налегке, оставив взрывчатку, взяв только бинокль, полбуханки чёрного хлеба и банку тушёнки. Само собой, личное оружие. Илья вышел к железной дороге, пошёл вдоль неё. Как в темноте увидеть, где нефтебаза? А выдали её собаки. Немцы, занимая населённые пункты, собак стреляли сразу. А сейчас Илья слышит лай сразу двух, а то и трёх псов, причём собак больших, гавканье басовитое. Немцы собак на службе использовали активно. Для охраны объектов, для преследования партизан, нашей разведки, беглых заключённых концлагерей. В Красной армии собаки на службе тоже были, но в меньшем количестве, а «профессий» у них было больше. Например, со взрывчаткой бросались под танки или вывозили раненых с поля боя на санях-лодочках, что практиковалось в северных районах – в той же Карелии.

Илья сразу остановился. Лают караульные собаки, стало быть, есть какой-то объект. Для фельджандармерии использовались псы, натасканные идти по следу: эти не гавкают, догоняют молча.

Илья стал подыскивать место для наблюдения. Слева – село, справа – железнодорожная насыпь, за которой река. С трудом после поиска нашёл старую воронку от тяжёлого снаряда. На склонах воронки пожухлая трава, но главное – воды нет. Залёг Илья, а через полчаса светать начало. О, как занятно! В сотне метров нефтебаза, явно с советских времён, которую не успели взорвать или поджечь при отступлении наши. Территория окружена колючей проволокой в два ряда, между ними ходят караульные, причём с собаками на поводках. В два ряда стоят большие ёмкости под топливо. Когда-то они были выкрашены белой краской, а ныне, для маскировки, – зелёной, с чёрными пятнами, да ещё сверху маскировочной сеткой покрыты, чтобы авиаразведка не увидела.

К нефтехранилищу вёл подъездной железнодорожный путь, тупик для разгрузки. И в четырнадцать часов паровоз загнал в тупик четыре цистерны. К ним тут же техники подошли, присоединили трубы для слива топлива. Час – и все цистерны пусты, паровоз их снова утащил на станцию.

Илья стал рассматривать нефтехранилище в бинокль. О, неприятный сюрприз: выявил две пулемётные точки, очень хорошо замаскированные. С боем прорваться к бакам и заложить взрывчатку может не получиться, пулемётчик всю группу расстреляет. По-тихому подобраться ночью собаки не дадут. Илья стал прикидывать варианты. Захватить на станции паровоз, загрузить на него взрывчатку, разогнать и устроить крушение и взрыв? Машиниста можно принудить силой оружия, но и сорвать диверсию можно запросто. На станции множество стрелок, хоть одна будет переведена не туда, и всё, пиши пропало. Для перевода стрелок есть стрелочники, и только у них имеются ключи от стрелок. Причём замок массивный, пулей его не сбить. Да и насторожит выстрел охрану на станции. Немцы охраняли станции и железнодорожные пути. По рельсам периодически проходили дрезины с пулемётом и солдатами. Вокруг путей, слева и справа, лес был вырублен на сто метров. На наиболее важных направлениях выставлялась охрана: один солдат через километр. А железнодорожные мосты имели охрану в начале и конце пролёта. Илья отмечал, когда меняются часовые, сколько человек охраны, когда обед, количество псов и где псарня, откуда заезжают бензовозы на базу?