Самые страшные войска - Александр Скутин

— Братцы! Мясо действительно ни к черту, ни одна собака жрать это не станет. Мясо за борт, а интенданта — под суд, мерзавца! Баталеру — заменить мясо солониной и всем выдать по дополнительной чарке. А теперь — команде петь и веселиться!

И глядишь, авторитет командира только выиграл бы от этого и бунт удалось бы предотвратить. Но ложное самолюбие помешало сделать так потемкинским командирам. Вот и побросали их за борт.

Служба — она везде трудна, никто не спорит. Но когда трудности службы не от самой службы, а от халатности и разгильдяйства командиров — жди беды. Или бунта, с выбрасыванием ответственных товарищей за борт и последующим приездом карательно-расстрельных команд. Читал недавно о трагедии на острове Русском, где умерли от голода четыре матроса. Там так описывали положение в матросской «учебке»:

«Курсант Романенко три дня отказывался появиться в лазарете части: «Там еще холоднее, чем в казарме, а кормят плохо». Другой: «Лучше всего заступить в наряд по столовой, там, по крайней мере, иногда можно что-нибудь съесть. А так на завтрак дают по 200-граммовому кусочку каши, чаще всего сечки или из гнилого риса, на обед — 400 супа и 200 граммов каши, на ужин — то же самое, что и на завтрак. Иногда бывает хлеб, но только по буханке на каждый стол — 10 человек»». Еще одно свидетельство: «Часто голодаем. Приходится соскребывать остатки пищи из других тарелок или есть отбросы. Впрочем, и это удается не всегда. За пять дней в лазарете мне только один раз принесли кусок хлеба, было холодно, приходилось спать, накрываясь сверху еще одним матрасом». Наконец: «Больного курсанта, который стер ноги и не мог ходить, но не шел в лазарет, товарищи на руках приволокли в столовую. Он упал и пополз к своему обеденному месту. У нас здесь хорошо едят только старослужащие — мафия для них еду готовит — и, конечно же, офицеры».

Почитал я и сильно удивился: и что тут такого необыкновенного? Да нас так же кормили, и это не было трагедией. Та же буханка черняшки на стол из десяти человек и еще буханка белого. Те же 200 граммов каши, той же сечки, «кирзухи», а то и меньше, без мяса на завтрак, жидкий суп, похожий на воду, и та же каша на обед. Ужин — как завтрак, только без масла, но с рыбой. Как-то друг мой, Славка из Питера, опоздал в столовую, прибежал, когда рота уже ушла. Взял свою хлебную пайку у хлебореза, увидел бачок со щами на столе, схватил ложку и стал быстро хлебать. А потом выловил из бачка грязную тряпку. Оказывается, водой из этого бачка наряд по столовой столы мыл. Но по консистенции эта вода мало от «щей» отличалась, потому и спутал Славка.

Уже в Архангельской области служил я, в поселке Игиша, в 1981 году, когда к одному новобранцу приехали родители и спросили его:

— Чем сегодня тебя кормили на обед?

— Грибным супом, — скривившись, сказал солдат.

— Ух ты, — удивились родители. — Да вас тут деликатесами потчуют! Не в каждой столовой грибной суп на обед.

Не знали родители, что суп этот состоял только из воды и грибов. Больше нечем поварам было заправлять суп, а грибы — вон они, в изобилии растут по всему гарнизону и вокруг него. Там же, в Игише, осенью не было соли. Совсем. Даже хлеб ели без соли. Я удивлялся — неужели так трудно несколько мешков соли закупить? А все было просто: соль выдавали на отряд ровно столько, сколько положено по нормам довольствия. И нормы эти были вполне достаточные, более чем. Но дело в том, что осенью в офицерских и прапорщицких семьях начинается засолка грибов, капусты, огурцов и прочих солений. А соль где брать, покупать, что ли? Счасс! Да они даже картошку у солдат берут, в овощехранилище. Вот и ушла вся наша соль на их консервацию. Понимаю, им тоже кушать надо. Но если я, чтоб прокормить своих детей, начну воровать продукты в детском саду, суд не сделает мне поблажки. К воровству командиров добавлялось воровство кухонно-банно-пекарной и прочей мафии — обслуги, короче. А ведь мы не просто служим, мы лес валим — это ж сколько калорий нам надо! Вместо мяса в бачки обычно клали куски вареного, скользкого, как мыло, свиного сала (да и не всем оно доставалось — мало его было в бачке). Ну ладно, я деревенский, да еще украинец по маме, мог это есть не морщась. А мусульмане, коих у нас было много, — им как быть? Родители писали мне несколько раз, что хотели бы приехать ко мне в гарнизон, навестить меня. Я отвечал им, что это невозможно, дескать, погранзона, режим, все такое… На самом деле просто не хотел, чтобы они увидели, в каких условиях мы служим. Родителей беречь надо, а у мамы сердце слабое.

Но отвлекся я, как всегда, ушел далеко от темы. Простите, наболело за службу. Так вот, в тот раз нас привезли в казарму из лесу очень поздно, уже за полночь. Машины подвезли нас сразу к столовой, мы наспех поужинали толченой картошкой, черной, полусгнившей, с соленой треской и тут же пошли в казарму. Уже во втором часу наспех провели вечернюю поверку и повалились спать. Зимой это, кстати, было. А утром тем не менее нас подняли ровно в шесть часов, как положено в армии.

Злые, невыспавшиеся, неотдохнувшие, с красными, воспаленными глазами, шатаясь, словно зомби, мы кое-как построились и пошли в столовую. Сказать, что настроение наше было плохое, это значит ничего не сказать. Оно было просто взрывоопасное. Явственно назревал бунт. С командирами пререкались и уже откровенно посылали их матом. Прапорщик Федя решил, что мы обурели в корягу:

— Рота, стой! Куда? Команды заходить в столовую не было! Совсем ходить разучились? А ну-ка, еще раз вокруг стадиона, шагом марш!

В ответ бригадиры, стоявшие во главе колонны, заорали на него:

— Да пошел ты, мудак! Нам еще лес валить целый день, а он тут в солдатиков играет! — И скомандовали сами бригадам: — Слева по одному в столовую — шагом марш!

В столовой нас ждал еще один нехороший сюрприз. На завтрак была каша из горохового концентрата. Но беда не в этом, а в том, что ее было очень-очень мало. Раскладывали эту кашу из бачка буквально по ложке на тарелку, да и то на стол бачка не хватало. Это уже нас взорвало, послышались выкрики:

— Где жратва? Почему не кормите нас? Прапор, я твой чан топтал неровный, куда продукты растащили? Как после этого пахать целый день на делянке?

У того не хватило ума промолчать.

— Отставить! Вы пришли сюда служить, а не работать, невзирая на тяготы и лишения, сами присягу давали.

Ответ на это был единодушным:

— Хрен вам, а не кубатуры, козлы! Как кормите — так и работать будем. Совсем обнаглели, засранцы, хотят, чтоб мы без жрачки работали.

Тем не менее после условного завтрака мы построились на утренний развод на работу. Бригадиры тихо перешептывались о чем-то между собой. Подъехали машины для перевозки нас на лесозаготовительный участок (ЛЗУ), последовала команда: «По машинам!» Мы быстро попрыгали в кузова, вальщики прихватили с собой бензопилы.

И началось. Нет, уже с утра было ясно, что назревал бунт, что ситуация катастрофически катилась к взрыву. Только машины отъехали от Хапы, как во всех трех «людовозках» начало происходить примерно одно и то же.