Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг

Поэтому очень важно четко понимать последствия либерализации торговли в области сельского хозяйства в богатых странах. Снижение защиты их сельского хозяйства может помочь некоторым государствам, особенно Бразилии и Аргентине, но не всем. Прежде всего, либерализация торговли в области сельского хозяйства не должна быть сопряжена с дальнейшими ограничениями на использование мер поддержки молодых отраслей промышленности, как этого требуют сейчас богатые.

Важность международной торговли для экономического развития трудно переоценить. Однако свободная торговля — это не лучший путь. Торговля помогает развитию экономики только тогда, когда страна применяет сочетание протекционизма и открытой торговли, постоянно адаптируясь к изменяющимся потребностям и возможностям. Торговля попросту слишком важна для экономического развития, чтобы отдавать ее на откуп теоретикам свободного рынка.

Финны любят рассказывать о себе такой анекдот. Что сделают немец, француз, американец и финн, если их попросят написать книгу о слонах? Немец, со своей характерной дотошностью, издаст два толстых тома аннотированного исследования «Все, что нужно знать о слонах». Француз, со своим пристрастием к философским размышлениям о сущности всего, напишет книгу под названием «Жизнь и философия слонов». Американец, славящийся нюхом на деловые возможности, разумеется, опубликует книгу «Как зарабатывать на слонах». Финн же напишет: «Что слоны думают о финнах?»

Финны смеются над своей зацикленностью на самих себе. Интерес к собственной идентичности с их стороны вполне понятен. Они разговаривают на языке, который имеет больше отношения к корейскому и японскому, чем к языкам их соседей — шведов или русских. Финляндия около шестисот лет была шведской колонией и еще чуть больше века — российской. Я как кореец и житель страны, которую тысячелетиями расхищали соседи и все кому не лень (китайцы, гунны, монголы, маньчжуры, японцы, американцы, русские), хорошо понимаю это чувство. Поэтому неудивительно, что после обретения в 1918 году независимости Финляндия сделала все, чтобы держать иностранцев как можно дальше. В 1930-е годы в стране приняли серию законов, официально относивших предприятия, доля иностранного участия в которых составляла более чем 20% (вот тут затаите дыхание!), к «опасным». Возможно, финны вообще не самые нежные в мире люди, но даже для них это было слишком круто. Как Финляндия и хотела, иностранные инвестиции в страну были немногочисленными. Когда в 1980 году комики из «Монти Пайтон» спели “Finland, Finland, Finland… You are so sadly neglected, and often ignored” («Финляндия, Финляндия, Финляндия... Тобой так ужасно пренебрегают и часто игнорируют») (The Finland Song), вероятно, они не предполагали, что финны боролись за то, их игнорировали.

Финское законодательство в 1987 году со временем пошло на уступки, а доля иностранного участия была повышена до 40%, но все иностранные инвестиции по-прежнему должны были заверяться в Министерстве торговли и промышленности. Общая либерализация иностранных инвести­ций не происходила до 1993 года, когда она стала частью подготовки к вступлению страны в Евросоюз в 1995 году.

Согласно ортодоксальному неолиберализму такая исключительно негостеприимная для иностранцев стратегия, действующая на протяжении полувека, должна была крайне отрицательно сказаться на экономических перспективах страны. Однако с середины 1990-х Финляндию превозносят как эталон успешной глобальной интеграции. Особенно часто в пример приводят Nokia: эта компания, выражаясь метафорически, была введена в Зал славы глобализации.

Страна, которая долго не хотела вообще быть частью мировой экономики, внезапно стала иконой глобализации. Как это вообще могло произойти? На этот вопрос мы ответим позже, но сначала рассмотрим все за и против иностранных инвестиций.

Многим развивающимся странам бывает трудно накопить достаточно сбережений для удовлетворения собственного спроса на инвестиции. Учитывая это, кажется очевидным, что любой дополнительный капитал, который они могут привлечь со стороны стран, имеющих избыточные сбережения, должен пойти во благо. Развивающиеся государства обязаны, по утверждению злых самаритян, открыть свои рынки, чтобы деньги могли идти потоком.

Выгоды от свободного международного перемещения капитала, как считают неолиберальные экономисты, не ограничиваются ликвидацией «разрыва в капитале». Если деньги поступают в проекты с максимально возможной прибылью в глобальном масштабе, это повышает общую экономическую эффективность. Свободное движение денежных средств, кроме того, рассматривается как распространение «лучших методов» правительственной политики и корпоративного управления. Иностранные инвесторы просто уйдут, если странами и компаниями не будут эффективно управлять. Некоторые даже высказывают мнение, что такие «­побочные выгоды» окажутся даже важнее прямых выгод, которые становятся следствием более эффективного помещения капитала.

Иностранный капитал, поступающий в развивающиеся страны, состоит из трех основных элементов: грантов, займов и инвестиций. Гранты — это деньги, выделяемые (часто на определенных условиях) другой страной и именуемые международной экономической помощью или официальной помощью развитию (ОПР). Займы подразделяются на банковские ссуды и облигации (правительственные и корпоративные). Инвестиции состоят из «портфельных вложений», когда подразумевается, что акции принесут прибыли, и прямых иностранных инвестиций, при которых доля приобретается ради постоянного влияния на управление фирмой.

В последнее время среди экономистов-неолибералов распространено мнение, что международная экономическая помощь неэффективна, в то время как другие уверены, что «правильная» помощь (то есть такая, которая не мотивирована в первую очередь соображениями геополитики) работает. Займы и портфельные вложения тоже попадают под атаку из-за высокой волатильности. Банковские ссуды печально известны как раз своей непостоянностью. Например, в 1998 году все банковские займы развивающимся странам составляли 50 миллиардов долларов; после ряда финансовых кризисов, разразившихся там (в 1997 году — в Азии, в 1998-м — в России и Бразилии, в 2002-м — в Аргентине), они на ближайшие четыре года стали отрицательными (в среднем — 6,5 миллиарда долларов); однако к 2005 году они уже на 30% превышали уровень 1998 года (67 миллиардов). Хотя капиталовложения посредством облигаций не столь изменчивы, как банковские ссуды, они тоже подвержены серьезным колебаниям. Портфельные вложения по волатильности превосходят облигации, хотя уступают банковским ссудам.

Эти движения капитала не просто непостоянны: обычно они поступают и уходят в самый неподходящий момент. Когда экономические перспективы развивающейся страны считаются хорошими, в нее может прийти избыток иностранного финансового капитала, что временно поднимает стоимость активов (например, цены на недвижимость, акции) выше их реальной стоимости, что приводит к появлению пузырей. Когда все идет плохо, часто как раз из-за надувания этих пузырей иностранный капитал уходит (чуть ли не весь), что усугубляет экономическую ситуацию. Такое «стадное поведение» наиболее ярко проявилось во время азиатского кризиса 1997 года, когда иностранный капитал массово покинул рынки, несмотря на хорошие долгосрочные перспективы соответствующих экономик (Кореи, Гонконга, Малайзии, Таиланда и Индонезии).